Страна, которой нет
Шрифт:
Этим наблюдением Сонер гордился - он заметил раньше Ширин. Ну хотя бы вслух сказал - раньше. Первым.
– Великолепно! Вы всех посетителей так можете?
– Нет, только тех, кто на мою сестру слишком много глазеет, – пошутил в ответ Сонер, только офицеру, кажется, было не до смеха. Правой рукой он отстучал что-то на своей планшетке.
– Не всех, но почти всех. Я же учусь в колледже Абдул Кадыр Хана, нас учат... много чему полезному учат, это колледж для одаренных.
– Заканчивайте поскорее и поступайте к нам на службу.
Это уже был конец разговора, такое Сонер понимал.
Когда офицер вышел, Ширин сбросила шаль и
– Кажется, - сказала она, - ты очень помог следствию. Знаешь, кого ты описал? Фарида аль-Сольха, истихбарат жайша, сектор А, должность - инспектор. А от нас только что ушел Амар Хамади, истихбарат жайша, сектор А, должность - младший инспектор.
– Но он же правда там был!
– Да, - кивнула Ширин, - вот я и говорю - ты им очень помог.
Жиль Ренье, тоже посредник
Наушник вскипает и журчит с легким акцентом, сразу слышно, что исходное университетское образование собеседник получал в Эколь Нормаль Супериёр в Париже, а вот заполировывал сначала в Лозанне, потом в Цюрихе.
– Простите, господин председатель, но если вас интересует, почему я не связался с вами, после того как послал отчет, я вынужден с сожалением сообщить вам, что я только что закончил предотвращать вторую попытку государственного переворота за этот день. И те из ее авторов, что еще живы, ждут за столом переговоров, а попытаться договориться я обязан, потому что если мы хотим в ближайшие несколько суток явить миру некое подобие консенсуса или хотя бы некое отсутствие войны, то мало-мальски политическая оппозиция нужна нам живой и видимым образом представляющей интересы своих... избирателей.
«Афрасиаб воскликнул «Я иду в поход!».» Плачьте-плачьте, господин предотвратитель, что бы ни случилось с Тахиром, вы-то никому, кроме себя, нынешним счастьем не обязаны.
– Господин Усмани, представленный вами отчет заставляет предполагать, что вы были готовы к подобному развитию событий. Или даже… что вы должны были быть готовы. Если речь идет об осложнениях, значит, операция состоялась, не так ли?
– Господин председатель, - немецкий акцент становится слышнее, может быть от усталости, но скорее - в виде демонстрации.
– Поскольку я жив, поскольку господин второй вице-президент Салман Хан жив, поскольку мы еще не воюем и уже разговариваем... я оказался относительно готов. К осложнениям. Не скажу, что совсем непредвиденным, но по моему счету - маловероятным.
Усмани не мог бы более внятно заявить, что считает себя пострадавшей стороной. Того гляди, начнет предъявлять претензии в духе XCI. Фактически, он уже это начал. Увлекательная международная игра «свали что попало на Жиля Ренье»? Страх поскреб по пояснице прохладной лапой – и заткнулся.
– Как вы думаете, кому мы обязаны всеми этими сюрпризами? – Едва ли пакистанец клюнет, но можно и попытаться.
– Непосредственный субконтрактор счел за благо пропасть, но его ищут и, полагаю, найдут, не иголка.
– Более чем возможно, что ярость в голосе настоящая, но это ни о чем не говорит.
– Но вот чьи интересы он представлял, если представлял... я ни за что не могу поручиться. В этом деле слишком много сюрпризов… - устало говорит Усмани.
– Вчера я было решил, что это сделали по приказу или в пользу кое-кого из моих соотечественников, но... даже если взять поправку на желаемое и действительное, никто здесь не был в достаточной степени
Итак, Усмани предполагает – по крайней мере, вслух и для союзников, - что его исполнителя перехватили и переориентировали. Большой промах с его стороны, изрядная потеря лица и репутации. В принципе, Усмани должен быть заинтересован в том, чтобы об этом не трепались на всех перекрестках. Значит, он несколько углубил свою зависимость от Ренье – и не может этого не понимать…
Небольшую часть ренты можно получить вперед.
– Нас с вами серьезно подвели, и мы не можем оставить эту ситуацию без нашего внимания, - медленно и с нажимом на невидимого собеседника проговорил Ренье. Практически сел сверху и подавил всяческое сопротивление.
– Да, господин председатель, вы совершенно правы, и как только ситуация здесь стабилизируется, и у меня появится возможность подвести итоги, подбить баланс – я думаю, мы сможем сориентироваться... Is fecit, qui prodest. Пока что я вижу только одну возможную кандидатуру.
– Да, - сказал Ренье. – Я тоже. Я пока тоже.
– Как мне кажется, господин председатель, те, о ком я думаю, тоже несколько ограничены в действиях - они не могут воспользоваться ситуацией сразу, проявить... излишнюю подготовленность.
Только если они хотят сохранить идеальное лицо, думает Ренье. Что, в виду безумного количества промахов, уже допущенных всеми остальными, вовсе не обязательно.
Беда в том, что мы все старики. И я, и Бреннер, и даже Усмани. Сколько бы нам ни было лет, мы все старики, мы помним время до. Мы помним мир. А вокруг столько молодых и зубастых, они выросли в войну, они не знают ничего, кроме войны, они воюют с явлениями как с людьми и самый быстрый способ для них – заведомо самый верный, а о цене думать нечего, потому что завтра переменится ветер, кто-то сбросит бомбу на нефтяные поля... и где будет то, что ты сэкономил? Чуть больше дыма над городом встанет?
Ренье вспомнил сухой ящеричий взгляд туранского контрразведчика. Ведь сущие дети – заявиться на конференцию киноперсонажем и два дня не выходить из роли. Дети. Только вот про опиум все так и есть. Они не стали бороться с проблемой, они просто уничтожают ее на физиологическом уровне. И не ждут, что после «падай, ты убит», мертвые встанут, с чьей бы они ни были стороны. А наши смотрят на них с завистью и хотят так же.
– Кстати, - вклинивается Усмани,- от меня хотят, чтобы я подтвердил господину аль-Сольху, что новое правительство поддержит обязательства президента Тахира. Я буду вынужден согласиться.
– Какому из аль-Сольхов? – Ренье зажмурился и скрестил пальцы.
– Рустему.
– Большое спасибо, господин министр, - вздохнул Ренье, - я с надлежащей осторожностью поставлю заинтересованных лиц в известность.
Бедная гидра, она же дракон. Она, наверное, запутается - какое горло себе грызть.
Амар Хамади, следователь
Амар не слишком спешил с возвращением в служебный "аквариум". Перехватил по дороге кебаб, запил на ходу газировкой, минут двадцать подряд нежничал по телефону с полупроснувшейся Паломой... как бы невзначай завернул в парк и там раскинул планшет, пусть зарядится, да и новости проверить надо; а сам думал. Гиперактивный восточнопакистанский подросток его огорошил, и даже прекрасные глаза и прочие чары юной гурии не подсластили ситуацию. Куда ни плюнь, все в Фарида угодишь, да что ж за проклятье такое?