Страна, которой нет
Шрифт:
Наши нелегалы настолько нелегальны, что даже берут друг друга за жабры по местным причинам. Это отличный результат, им можно гордиться. Даже если первый источник вскроет и распотрошит второго на благо местной власти.
Стоящая за этим проблема - дело внутреннее и не касается Госпожи Гарпии.
– И официальных комментариев нет...
– задумчиво говорит сама себе достопочтенная госпожа Гарпия.- Никаких. Мрак и туман. Даже если это для них сюрприз - почему молчат?
– В теории, мэм, в таких ситуациях положено держать происходящее под крышкой
От мысли о том, на что способен тот же аль-Рахман, ударившийся в панику посреди мегаполиса «недоверков», нехорошо становится даже ему, а у дубайских служб, вероятно, гусиная кожа, которой они все покрылись, уже перья выпускать начала.
– А на практике все, кому надо, уже все знают...
– Позвольте также напомнить, что туранский стиль правления - демонстративно авторитарный и изоляционистский. Даже невзирая на то, что дубайская конференция еще не закончила работу, Алтын не считает нужным давать присутствующим какие-то пояснения по внутренним делам, а аресты в армейской разведке, действительно, считаются таковыми. Это, если угодно, дополнительная и вполне осознанная демонстрация автономии. Особенно ввиду конференции.
С туранского вождя сталось бы ответить «а какое ваше собачье дело, что происходит в нашей армии?» на официальный запрос. Или напомнить, что Туран как единая держава, имеющая армию центрального подчинения, для Европы и Америки до сих пор не существует, так что непонятно, с какой стати кого-то может интересовать арест военнослужащего несуществующей армии несуществующей страны.
– Ну, примем за версию... За одну из версий.
Что-то госпожа премьер-министр не в духе. И сидит тихо, и разговаривает сама с собой.
Женщина распахивает глаза движением заводной куклы. Глаза обычные - с желтыми пятнами и розовыми прожилками.
– Я вам не нравлюсь сегодня?
И как на это отвечать? Это совершенно точно не входит ни в профессиональные, ни вообще в какие бы то ни было обязанности.
– Вы радуйтесь лучше. Войны теперь не точно будет. Даже кризиса не будет. Даже деньги не пропадут. Все хорошо. У кузенов в конгрессе, вероятно, случится тихий переворот, а у меня от этих новостей наступила депрессивная фаза. Была бы маниакальная, я слетала бы в Дубай и предложила Эмирхану Алтыну выйти за меня замуж.
Амар Хамади, следователь
– Вы думаете, что он это что-то вытеснил?
– спрашивает врач.
– И теперь не хочет вспоминать, - подтверждает Амар-разбуженный-идеей.
– Что-то, что с ним там случилось. Понимаете, он помнит лица, помнит даже, кто с каким акцентом говорил, а вот что было, не помнит. Первый день, поначалу - еще может быть, еще понятно. Тяжелое опьянение, похмелье, потом неумелая детоксикация, сильный стресс. Но ведь динамики никакой. И скорее всего, это что-то личное, личная реакция.
У врача глаза Медузы, утратившей веру в свои способности.
– У вас, как я понимаю, богатый личный опыт, - наконец выдавливает из себя психотерапевт. – Но не думаю, что это достаточная основа для обобщений и предположений.
– Уж объясните, пожалуйста, в чем я ошибаюсь.
Врач, кажется, считает Медузой – или василиском – самого Амара, потому что застывает, вытаращив глаза, и только усы топорщатся от несказанной амаровой наглости.
– Это так сложно? Если я говорю что-то не то, вы же можете мне объяснить?
– Не могу и не буду. Это бессмысленно.
Врач встает, тень его ползет вдоль стены, следить лучше за ней. Потому что светло-голубой медицинский комбинезон на фоне светло-голубой же госпитальной краски смазывается и смывается. Если он еще и жестикулировать начнет, пиши пропало.
– Почему?
– Потому что вы попугай, нахватавшийся слов, смысла которых не знаете!
– о, вот и начал, - Динамика! При чем тут динамика?! Если только предположить, что речь идет действительно о вытеснении травмирующего события, сутки тут не срок!..
– Спасибо, вот теперь понятно… а все-таки что делать? Не можем же мы полгода ждать, пока он все вспомнит, да и вспомнит ли… - И, пока доктор повторно стал набирать воздуха в грудь: - Речь идет о вопросе такой важности… понимаете, он опознал, по альбому со снимками, не кого-нибудь, а самого аль-Рахмана. Но он не помнит деталей и подробностей. Он вообще ничего не помнит, кроме лиц и региональных акцентов. Вы себе представляете, что может случиться? Буквально в любую минуту, прямо здесь, в Дубае?
– Ему нельзя препараты, - чуть менее враждебно ворчит доктор и придвигается обратно к столу. Видимо, имя аль-Рахмана частично объяснило и оправдало для него и безумие в глазах, и неприличное размахивание терминами из чужой специальности.
– Ему вообще ничего нельзя. Вы его медкарту смотрели? Того подонка, который вводил ему алкоголь внутривенно, я бы... отдал отцу этого мальчика. То, что он у вас живой и относительно в своем уме, это чудо. Я ваших знаю, так вот, я вам говорю, пичкать его химией сам не буду, вам не позволю.
Амар не стал сообщать, что этот бедный несчастный мальчик цинично спаивал его самого – подкупая и отличным вином, и неплохим виски, а также хлопал синтетические коктейли один за другим. Хотя и было желание поплакаться, все равно бы не помогло. Наверняка тут уже побывал господин замминистра, и теперь весь штат жайшевского госпиталя знает, что на Фарида даже дышать нельзя, а то он немедленно заболеет и умрет. Хотя алкоголь по вене – это, конечно, редкостное свинство и скотство, говорить нечего. Вырубает сразу и даже на помощь позвать не успеваешь, не то что там водички попить или таблетку для профилактики принять, как в случае нормальной пьянки. И медицинские последствия даже у здоровых – от тромбофлебита до остановки сердца.