Страна, которой нет
Шрифт:
В груди инспектора Хамади боролись противоречивые чувства: и желание дать бригадному генералу Хададу прикладом по голове… ну ладно, просто с ноги залепить, и желание стечь в близлежащее кресло, спрашивая: как, ну как?..
В результате он просто швырнул на стол перед Хададом мини-проектор со списком, дал отмашку своим сопровождающим, сел-таки в кресло и принялся смотреть, как деловитый айсор просматривает данные, одобрительно качает головой… и вносит поправки.
Амару очень хотелось притащить сюда капитана, «цветочка» и Симона аль-Шами – устроить всем четверым очную ставку. Сослуживцы и единоверцы, вашу
– Почти беру свои слова назад, - бурчит генерал. – Вы, конечно, туповаты и нерасторопны, зато последовательны и дотошны. Один лишний, он не заговорщик, он просто дурак, им заместитель как штемпелем все подписывает, еще троих вы пропустили, но в целом терпимо. За три дня - терпимо, я бы вас даже не уволил.
Знал бы он, что этот список делался вовсе не за три дня, а за сорок минут, на честном слове и панической интуиции… Стоп. Почему три? Симон со своими «друзьями и родственниками» явился вчера днем. Он считает от… убийства Тахира?!
Амар демонстративно достал из кармана камеру, приклеил ее к левому погону, показывая: допрос начался. И спросил – видимо, сегодня Всевышний решил научить его задавать вопросы, не думая о репутации:
– Почему три?
– Если вы скажете мне, что ваш аль-Сольх не заметил прослушки и просто загулял с какой-нибудь хорошенькой девочкой из полиции нравов, я окончательно разочаруюсь в человечестве.
– Он, как вам известно, загулял с малосимпатичными бородатыми мальчиками, - так… это допрос. Официальный, под камеру. Осторожнее.
– Совсем загулял?
– живо поинтересовался генерал, сделал еще две пометки - и протянул проектор обратно.
– Сегодня вернулся, - мстительно ответил Амар. И пусть соображает, что это значит. – Кто его слушал, с какого момента и зачем?
– Мы, во всех смыслах, последнюю неделю, чтобы наилучшим образом надавить на его семью с ее неуместными мирными инициативами.
Когда Амару было лет двенадцать, сеть пестрела выражением facepalm. Оно как нельзя лучше выражало нынешние чувства инспектора Хамади. Инспектор аль-Сольх, офицер контрразведки жайша, сын того самого аль-Сольха, развел на себе блох. Вчуже стыдно... и даже не вчуже. Коллега все-таки.
– До какого момента вы его слушали? Кто поймал блоху?
– Посредник Бреннер, точнее, его клиенты. Сразу после стадии физического воздействия.
Потрясающе, подумал Амар. Еще раз посмотрел на список, зачем-то проверил второй раз, ушла ли к Ильхану отредактированная версия. Неважно, чья редакция, ордера у нас как не было, так и нет, выдать некому, да и обращаться нельзя. Сколько-то людей погибнет.
– И зачем все это было нужно?
– Зачем давить на семью господина замминистра? Чтобы они перестали лоббировать мирный сценарий для Западного Пакистана. Зачем? Допустим, что мне и моим единомышленникам, список которых вы получили, окончательно надоело служить в несуществующей армии несуществующей страны. Мы решили, что события необходимо подтолкнуть.
– Взорвав Тахира?
– К этому ни я, ни мои единомышленники не имеем никакого отношения.
Надоело им. Как будто от несуществования армия стала хуже, а страна - меньше. Японская вот до сих пор силами самообороны называется - и ни качества, ни, прямо скажем, агрессивности
– А к чему имеют отношение ваши единомышленники, которые вам настолько не единомышленники?
– К тому, за что вы их сейчас арестовываете, я полагаю. К преступному сговору с целью покушения на убийство президента Акбар Хана.
Оксюморон. Сговор с целью покушения на убийство Акбар Хана не может быть преступным, только несвоевременным.
А вот и сигнал от Ильхана.
– Вообще-то мы их арестовываем за сотрудничество с известным религиозным террористом и попустительство оному.
– Вынужден признать, что это – правда. Если речь идет об Ажахе аль-Рахмане.
– А почему вы в этом так легко признаетесь?
– Разве вы не обложили нас со всех сторон? Судя по вашему списку, молчать нет смысла.
– Тогда давайте проговорим список еще раз, под запись.
– Давайте. – Бригадный генерал Хадад олицетворял безупречную армейскую любезность. – Итак, первый номер – полковник Абузар-Заде...
Все. Есть. Можно брать Хадада в вертолет, отправлять в офис и там уже допрашивать с чувством, толком и расстановкой. Самое важное зафиксировано, и теперь нужно получить еще хотя бы 5-6 признаний и полупризнаний, но эту информацию можно собирать и компилировать по дороге. Дороге куда? В приемную Вождя, конечно…
Но не сразу. Не сразу и не погодя, а своевременно. Так, чтобы оказаться там уже после того, как в аппарате заметят суматоху, но до того, как заинтересованные или просто увлекшиеся стороны отдадут приказ об аресте капитана Хамади или - для верности - всего персонала Сектора А. Не так уж его много.
Рафик аль-Сольх, во всех лицах
Выпросить в аппарате Вождя аудиенцию для Бреннера – лучший способ снять с себя и «Вуца» все подозрения, которые уже возникли и могли возникнуть в будущем. Так думал Рафик аль-Сольх вчера, когда посредник соизволил выйти на связь и потребовал – именно потребовал, - встречи с самим Алтыном. Бреннер ясно дал понять: отказ будет приравнен к добровольному признанию ответственности за все дурное, что случилось в Туране начиная с первого дня конференции, включая убийство Тахира, но не ограничиваясь им; и улики найдутся; а впрочем, кого на самом деле волнуют улики, когда речь идет о таких прибылях?
Сообщить полковнику Штаалю об аудиенции и ее времени – лучший способ укрепить дружбу с начальником своего сына, который ведет расследование дела, в котором твоя семья и твоя компания завязли по уши. Так думал Рафик аль-Сольх нынче утром, когда сразу же после Бреннера связался с полковником.
После того, как Фарид нашелся, Рафик уже не сомневался, что Бреннера вместо помощи нужно было скинуть с моста Аль-Гархуд.
После того, как по виноградной лозе из Дома - единственного в городе дома с большой буквы Д, резиденции Вождя - пришло, что Сам сначала вызвал Штааля, потом Айнура, потом, что Штааль не просто вызван, а, кажется, арестован... не кажется, совсем не кажется, телефон не отвечает, рация не отвечает, даже тот самый номер - и то молчит... после этого Рафик аль-Сольх подумал, что, оказав лишнюю услугу недоубийце сына, он, кажется, убил человека, которому очень сильно обязан. Был обязан.