Странные и удивительные мы
Шрифт:
Спустя два года после ее смерти, несмотря на героические усилия правильно организовать жизнь между работой и домом, я всегда, если отцовская рабочая смена выпадала на день, оставалась последней в продленке. Запыхавшись, он появлялся с мокрой головой после быстрого душа, необходимого, чтобы смыть кровь, клопов, канцерогены, химикаты — все то, с чем ему приходилось иметь дело на работе.
Помню одним вечером миссис Эдвардс, учительница продленки, посмотрев на часы, процедила папе сквозь зубы:
— 17:34! В школе запрещено оставаться после пяти. Наша страховка не покрывает дополнительное время.
Она также попросила
— Спасибо огромное, миссис Эдвардс. На дороге М6 произошла довольно опасная утечка химикатов, но не буду утомлять вас деталями.
Миссис Эдвардс не желала слушать детали, она хотела два фунта.
— Спасибо, мистер Калпеппер, — раздраженно произнесла учительница, но папа твердо решил не исправлять ошибку в его имени.
Когда мы вышли, он прижал меня к себе так крепко, словно наши объятия — лучшее, что произошло с ним за день. Мы поспешили в машину, где я заняла переднее сиденье.
— Почему моя фамилия не Хадсон, как у тебя?
— Потому что, когда ты родилась, мы с твоей мамой еще не были женаты, — ответил он, заводя машину. — Она проделала тяжелую работу, вынашивая тебя в животе, и мы подумали, будет справедливо, если ты возьмешь ее фамилию, а не мою. И потом, Калпеппер — очень красивая фамилия, не правда ли?
— Но бабушка и дедушка — Калпеппер, как и я, а ты сам по себе, ни с кем не делишь имя.
— Я не против. Хотя бабушка не всегда была Калпеппер. Ее фамилия до замужества Смит.
И тут я кое-что вспомнила.
— О, сегодня в обед меня наказали.
— За что?
— У нас была музыка, но в портфеле не оказалось диктофона.
Папа прикрыл глаза.
— Ох, прости, милая. Я забыл. Ты должна была сказать учителю, что это моя вина.
— Он бы мне не поверил. Я села позади Дебби Джонсона и играла с колпачком синего фломастера, но мистер Джонс увидел меня и назвал наглой девчонкой.
Отец нахмурился.
— Это слишком.
Мне понравились его слова.
— Я тоже так подумала. Почему бы тебе не пойти и не уволить его?
Папа рассмеялся.
— Я отправлю ему записку с извинениями за диктофон. — И взглянув на меня, спросил: — А почему ты расплела косички?
— Они… расплелись на физкультуре, поэтому я завязала их в хвостик, — соврала я.
На самом деле, я расплела их сразу же, как только папа привез меня в школу, чтобы избежать еще одного унизительного дня девочки с «худшей прической в школе». Отец уже два года заплетал косички, но у него все равно выходило плохо. Я не хотела его обижать, надеясь, что у него все-таки получится. Ведь получилось с маминым лаком, например. Сначала мои пальцы ног выглядели так, как будто их покусала собака, но потом у папы получилось их красить лучше.
— Жаль. Утром косы выглядели что надо.
— Хм, — я решила сменить тему. — Тебе надо подписать разрешение, чтобы я могла поехать с классом в музей в конце четверти. И заплатить один фунт пятьдесят центов за транспорт. Еще нам надо взять с собой полезную еду для перекуса. Колбаски нельзя, так сказала миссис Хастингс. Так что больше мне их не клади.
Папа вздохнул.
— А еще нужны родители, которые смогут поехать на экскурсию. Ты сможешь?
— Нет, дорогая. Я не смогу поменяться с коллегой.
— Да, конечно. —
— Да.
— Ты можешь купить мне спортивные шорты побольше? Каждый раз, когда я делаю «колесо», мои ноги синеют.
— Хорошо.
— А еще, ты не мог бы на завтра сделать бутерброды в форме розочек?
— Что?
— Мама Мадлен Браун делает бутерброды в форме разных цветов, нарциссов или роз, например.
— Не уверен, имеются ли у меня такие же художественные способности, как у мамы Мадлен Браун.
Я так и думала.
— А в форме лодочки ты сможешь?
— Скорее всего, нет.
— А звезды? Медвежонка?
— Может треугольники? — предложил он.
— Отлично! Но… У меня уже были треугольники. — Я тут же нахмурилась.
Отец вздохнул.
— Пап?
— Что?
— Я тебя люблю.
Он посмотрел на меня и погладил по голове.
— Я тоже тебя люблю. Давай по дороге купим еду в Fish and chip?
Мы покупаем еду в Fish and chip, когда у папы нет времени на готовку. Такие вечера — мои любимые, мини-версия замечательной суматохи нашего существования. Домой мы приехали через час после начала работы отопления и, уютно устроившись на диване, развернули свертки и коробки с едой, чувствуя аппетитные запахи уксуса и соли. Покончив с едой, папа взял гитару и стал наигрывать песню «Нет солнца» Билли Уизерс. В те дни я не понимала болезненного смысла меланхоличных строк. Мне просто нравилось, как папины пальцы мягко перебирали струны, наполняя пространство вокруг нас музыкой.
***
Только намного позже, уже достаточно повзрослев, я поняла, что отец после смерти мамы едва выходил в люди для развлечений. При ее жизни они часто ходили на концерты. Мама любила музыку, и по словам бабушки, у нее была обширная и ценная коллекция записей, начиная от первых альбомов Принса до «17 секунд» группы The Cure. После того, как по субботам она начала работать в аптеке и тратить все деньги на музыку, коллекция значительно расширилась. Вместе с папой они вживую видели десятки популярных групп того времени: The Smiths, Erasure, Transvision Vamp. А между концертами ходили в бары с друзьями, с Салли и Тимом с соседней улицы, с дядей Питером и тетей Сарой.
Бабушка частенько присматривала за мной, чтобы у папы была возможность выйти, но ничего, кроме прежнего общения со старыми друзьями, не происходило. Пегги говорила, что для папы больше удовольствий нет. К тому же, он предпочитал тратить деньги на погашение кредита и на отпуск.
Временами отец встречался со Стивом и Марком — друзьями, с которыми раньше проводил свободные от работы пятничные вечера в соседнем пабе за пивом и картами. Примерно каждые два месяца они приходили к нам с упаковками светлого пива и шоколадками Yorkie для меня. Мне нравились их вечера за просмотром футбола по ТВ, даже если я не могла заснуть из-за их криков. И хотя в моем присутствии они никогда не матерились, но как только я уходила к себе, давали волю словам, которые Пегги называла «альтернативной речью». Благодаря этим вечерам я значительно расширила свой словарь, хотя отец и просил их говорить тише. Но главным образом мне нравились их встречи потому, что после таких вечеров его отличное настроение длилось несколько дней, словно папа вспоминал, что он обычный живой человек.