Странные люди

Демина Карина

Елена ничуть не удивилась, увидев за дверью Лялечкина. Тот прислонился к стене, сделав вид, что просто себе дремлет.

И вообще случайно тут оказался.

Правда, стоило Елене появиться, глаза открыл и спросил:

– Домой, да?

– Я – да. Ты – не знаю.

– Меня дядя просил за вами присмотреть, - сказал Лялечкин доверчиво. – И помочь.

– Вещи донести?

А ведь мысль-то неплохая. С Мизигина станется замки поменять или пропуск аннулировать. Оно, конечно, запасной выход есть, но… к завтрашнему утру вещи Елены могут оказаться

совсем не там, где она их оставила.

– Идем, - решилась Елена. – Только… если опоздаем на электричку…

На такси до товарищества у неё не останется.

– Дядя денег оставил, - Лялечкин широко улыбнулся.

Какой у него хороший дядя…

Странно, но вещей осталось не так и много. Тетради… тетради Елена сложила высокой стопочкой, прикрепив сверху лист. И даже обрадовалась, что теперь не придется проверять эту стопку. Вторая – с альбомами. Третья… бумаги из ящиков стола она просто вытряхивала в мусорный пакет. В обычный, из «Магнита», отправились карандаши, дырокол, купленный, поскольку пользоваться кафедральным было невозможно. Ручки, резинки и прочая мелочь – в сумку. Пара кружек. Пачка с чаем.

И в морг.

В нем было тихо и безлюдно. И Лялечкин, верным рыцарем следовавший по пятнам, вздрогнул.

– Ты как? – запоздало поинтересовалась Елена. – Если тяжело…

– Нет, всё хорошо. Я не трус. Знаете… я даже кое-что понял.

– Что?

Любимая кружка с котиками, подаренная Катюхой… кстати, надо позвонить, она вроде упоминала, что в их больничке панатом на пенсию собирается…

– Человеческое тело изнутри не менее красиво, чем снаружи. Я сегодня взглянул на сердце другими глазами. Оно ведь совершенно!

Елена посмотрела на мальца. Не бредит. Скорее уж защитная реакция.

– А кости? Скелет… та же грудная клетка по изяществу линий может поспорить с Аникейским храмом всех богов…

Что за он? Елена не слышала. Хотя… она в целом весьма далека от современной культуры…

– Смерть же и её близость заставляют осознать, сколь хрупко бытие… - продолжал Лялечкин. Всё же крепко ему досталось. – И я почти понял, что напишу!

– Где напишешь?

– На отчётном полотне. Мне ведь нужен будет отчёт на две кафедры предоставить. И дядя сказал, что со своей поможет, но… на основную.

Он вздохнул и помрачнел.

И добавил:

– Ещё эти холсты испортили… давайте сюда.

Пакет, куда кроме кружки добавилась пара кофт, запасные колготы с носками и в целом мелочи, которыми как-то незаметно зарастаешь на рабочем месте, сделался тяжёл. А еще инструменты.

Свои Елена держала отдельно. И сейчас, раскрыв кейс, улыбнулась.

Спасибо, папа…

Их она Мизигину не оставит.

Он, кстати, тоже объявился и собирался возмутиться. По лицу было видно, что собирался. И что пришёл в морг не просто так, но, встретившись взглядом, возмущение свое попридержал.

– Это моё, - сказала Елена, поднимая кейс. – Или спорить будешь?

– Вот… поганый у тебя характер! Поганый… и Федя поэтому тебя бросил…

–

А я думала, что потому, как со студенткой закрутил роман. С той, за которой папа-миллионер стоит… в общем, Мизигин, куда тебе идти – я сказала.

И он убрался.

Только крикнул в спину:

– Пропуск на вахте сдай!

– А документы?

– Там и подпишешь. И вообще… рекомендаций я тебе не дам.

Елена подняла руку и показала Мизигину то, что показывала во сне Федюне, ощутив при том огромное душевное облегчение. Можно сказать, даже подъем.

Метка хлызня никуда не исчезла. Стало быть, и сама тварь вполне жива. Жаль… или нет? Если бы хлызень взял и подох – а с нежитью подобное случалось не так и редко, особенно в технологических мерах – причина оставаться в этом мире исчезла бы.

Формальная.

Елизар ощутил легкую вибрацию, а затем и услышал приближение электрички.

Поздно.

Вон, вокруг темень. И дорога эта через лес идущая. И фонари в поселке горят через один на радость хлызня, благо, иной нежити здесь нет. Но все одно не порядок.

Первым на перрон выбрался Лялечкин с парой огромных пакетов и рюкзаком, а за ним и Елена, с другим пакетом, который Елизар и забрал.

– Я сам, - Лялечкин покачал головой. – Там… там вещи.

– В общежитие мы тоже заглянули, - сказала Елена, отбрасывая со лба прядку волос. – Раз уж ваш племянник здесь живет, то и вещи его забрать надо.

– Его?

– И мои. Все равно на восемь часов опоздали, а вот до последней зазор оставался. Потом в магазин за продуктами ещё.

Сумка была увесистой. Правда, сама Елена несла еще две – одну утрешнюю, правда, сдувшуюся, и небольшой чемоданчик.

– А Елена Петровна больше не преподаёт, - сказал Лялечкин, поправляя рюкзак.

– Уволили… точнее уволилась по соглашению сторон.

Это из-за Елизара?

– Погожин нажаловался?

Если так, то беседой со старшим дело не ограничится. Точнее поганец до этой беседы рискует просто не дожить.

– Скорее стал последней каплей, - отмахнулась Елена. – Даже предлогом. Мне давно намекали, что стоит уйти.

Почему?

Специалистом она была великолепным. Елизар еще не встречал женщины, которая бы столь умело и даже изящно проводила вскрытие. А уж как она одним уверенным движением извлекла все внутренние органы… сразу виден был немалый опыт.

– Дело в моем муже… бывшем. Мы… недавно развелись. Он снова женился… он тоже преподаёт. Пока в отпуске вот, но вернется… и отношения в целом весьма сложные.

– Почему не уволился он?

– Серьезно? – Елена даже остановилась. – Он у нас целый доктор наук, а я – только кандидат. Да и его нынешний тесть весьма щедро жертвует на развитие науки. Нынешней супруге тоже в науку хочется. В общем, как-то так…

– И что вы собираетесь делать?

– Искать работу, что ж ещё… попробую устроиться куда в больницу. Или на худой конец, пойду школьников репетировать.