Странные сближения
Шрифт:
— Почему же, — подскочил к ним взъерошенный и злой Пушкин. — Разве Адель Александровна не желает нам ничего рассказать? Как она пряталась под кроватью в комнате матери, как она вытащила часы из лежащего на полу жилета? Как она сняла с цепочки ключ, слыша над собою — что вы слышали, mademoiselle?
Адель заплакала, уткнувшись в ноты.
— Пушкин, это уже сверх всякого!.. — Орлов оттащил Александра в сторону.
— Стул! — Пушкин вывернулся и замахал руками, подпрыгивая. — Я думал, почему стул придвинут к бюро, ведь Якушкин не садится! Потом понял — на стул нужно было влезть, чтобы дотянуться до шкатулки
3) Неумело чиркаю кресалом, пытаясь зажечь свечу. В конце концов, фитиль загорается, но кресало выскальзывает из руки (потом его находит под порожком Катерина Раевская)
4) Выхожу из комнаты, спрятав письма под платьем
5) Ай умничка.
— Бред какой-то.
— А вы спросите у неё самой. Кстати, Якушкин, вам не стыдно общаться со свидетелем вашей с Аглаей… любви?
Адель что-то пискнула, заливая слезами серенаду G-dur.
— Что она говорит?
— Я… ничего не видела, — всхлипнула Адель. — Я не высовывалась…
— Вот и чудесно. Пропустила под кроватью самое интересное. Кровать у Аглаи широкая, высокая, Раевский может подтвердить.
Якушкин схватился за голову.
— Дошло, — констатировал Пушкин. — Поздравляю, Иван Дмитриевич. Вы предавались плотским утехам с Аглаей на глазах… точнее, на ушах её дочери. Она пробралась в комнату заранее и ждала в своей норке, а когда ваша одежда начала падать, дотянулась до жилета…
— Хватит! — Якушкин ударил по столу. — Довольно, Пушкин! Довольно!
— Позор, — сказал Охотников.
Раевский подошёл к Адели и на удивление бережно повернул её к себе лицом.
— Скажи, красавица, — непривычно ласковым голосом сказал он, — а кто надоумил тебя так поступить? И кто дал тебе ключ от комнаты?
Адель шмыгнула носом.
— Фройлен Венцке.
— Это её гувернантка, — вспомнил Раевский.
Хельга Венцке знала, что замысел её не может быть совершенен, ибо сама она недостаточно умна. Но быть раскрытой на следующий день после преступления — это унизило её. Хельга долго разрабатывала план и теперь не могла поверить, что всё оказалось прозрачным для каких-то шумных, всегда казавшихся безопасными русских. Девочка не должна была вызвать подозрений, а сама Хельга и не могла их вызвать — она была у всех на виду. Адель выдала себя, поняла она и чуть разрыдалась от обиды. Девчонка не удержалась и рассказала кому-то, хотя и клялась в молчании, запуганная до полусмерти перспективой вечного позора и изгнания из семьи.
Волосатый и носатый человек, похожий на виденную некогда в зверинце макаку, налетал на неё с криками:
— Где письма? Письма где?
— Я отдала их, — сказала Хельга.
— Кому?
— Я не знаю этого человека. Он обещал заплатить.
Макака запрыгала по комнате, радостно потирая когтистые лапки.
— Ах, счастливые мы с вами люди, господа! Когда же он должен вам заплатить?
— Уже заплатил, — сказала Хельга.
— Чушь, если бы он заплатил, вы бы сбежали в тот же день. Говорите, когда встреча?
Но Хельга молчала, глядя в пол.
— Если вы не ответите, — вмешался высокий лысеющий господин с закрученными
Вдруг стало ясно, что теперь её убьют. Не эти — их Хельга ненавидела, но не боялась. Убить её должен был другой человек, назвавшийся Вальдемаром.
— Она не врёт, — сказал очкарик Раевский, дальний родственник её воспитанниц. — Ей заплатили. Просто её задание не окончено, верно я говорю?
Смерти не избежать, подумала Хельга, вспоминая, как Вальдемар (как его на самом деле зовут, Хельга не знала, но предполагала, что имя должно быть турецким) легко разламывал в кончиках пальцев орех. Точно так же должна была хрустнуть и расколоться голова немки. После этой мысли на неё напало желание говорить: много и обо всём. Захотелось сказать, что она не любит турок, и связана с ними только волею случая, что давно бы сбежала отсюда (благо, и Давыдовы и Вальдемар платили ей достаточно), но знала, что её найдут и убьют; она видела, как он находил и убивал, и как трещали орехи под его пальцами — хрусть, хрусть. Хотелось говорить долго, чтобы отсрочить момент, когда нужно будет подойти к столу.
Хельга подошла к столу и взяла тяжелую шкатулку, где хранила деньги.
— Что у вас там? — спросила макака.
Хельга сдвинула язычок замка в сторону, обнажив торчащий под ним фитиль.
— Подойдите, — сказала она. Умереть предстояло в любом случае, а думать о том, что сделает с ней Вальдемар, Хельга не собиралась. Предпочла воспользоваться его подарком.
— Зачем вы с ними связались? — Раевский подошёл первым. — Вы ещё нестарая, привлекательная женщина. Сколько вам? Тридцать пять? Тридцать шесть? Не поздно для приличной жизни. Да вроде бы она и так у вас сложилась не худшим образом. Чем они вас подкупили?
— Кто «они»? — не понял господин с закрученными усиками.
Хельга шарила по столу в поисках огнива.
Макака подошла почти вплотную.
— Мы сохраним вам жизнь и обеспечим безопасность, фройлен Венцке.
— Я хочу вам верить, — честно сказала Хельга, найдя, наконец, огниво и поднося к фитилю.
— Что вы делаете?
— Я боюсь, — Хельга судорожно вдохнула. — Меня никто не сможет защитить. Тем более вы.
Нужно было надавить пальцем чуть сильнее, но силы вдруг покинули правую руку Хельги Венцке, да и левая начала предательски дрожать, готовясь выронить шкатулку. Может быть, лучше сдаться? — подумала Хельга. — Сейчас я разожму пальцы и сдамся, потому что не хочу умирать. Конечно, Вальдемар обойдётся со мной, как с орехом, но это будет хотя бы чуточку позже.
Макака протянула смуглую лапку и взяла Хельгу за запястье. Рука фройлен Венцке дрогнула, и огниво повисло на пальце. Хельга машинально перехватила его поудобнее.
Она успела увидеть сорвавшуюся искру и завиток дыма взлетающий от фитиля.
Потом невесть откуда возникло ослепительное жёлтое сияние, рванувшееся во все стороны; комната наполнилась жаром, и оказалось, что некого и некому больше разоблачать и защищать: остались только летящие и сталкивающиеся воздухе руки, расставшиеся с телами, куски плоти на костях, обрывки ткани и тёмные брызги. Всё это дважды перевернулось перед глазами Хельги, пока её голова падала на паркет, после чего наступила темнота, хотя фройлен Венцке держала глаза открытыми.