Странствия по двум мирам
Шрифт:
– Ты уже должен идти?
Девушка играла с веткой жасмина, срывая с нее нераспустившиеся бутоны. Они стояли рядом с Жасминовой стеной, во дворце Санлукара.
Ему тоже не хотелось расставаться так быстро. Всего лишь несколько мгновений побыли они наедине. Но корабль ждал его в порту, и попутный ветер надувал паруса.
Они подошли к фонтану. Он посмотрел ей в глаза, но она отвела взор, ее пальцы разжались, и в воду посыпались белые лепестки. Нужно было бы вернуть ей платок, как тогда во дворце… Но как это сделать, если платка у него уже нет? Сердце учащенно забилось, он искоса взглянул на свою
Тафур замахал руками, стараясь отогнать видение. Он набрал воздуху, чтобы закричать. И проснулся.
Он увидел прямо перед собой лицо с тонкими чертами, обрамленное редкой рыжей бородой. И сквозь сон узнал брата Берната Сальвадора, арагонского врача, которого Маркус привел к нему накануне.
– Вы слышите меня?
Тафур ошеломленно кивнул и поднес руку к глазам. Его пальцы коснулись мокрой тряпки, почти совсем неотжатой, так что капли воды стекали у него по вискам. Он с отвращением схватил ее и бросил на пол.
– Не будьте неблагодарны, ваша милость. – Брат Бернат поднял тряпку, выжал ее над ночным горшком и опустил в воду. – Если бы не эти примочки из майорана, вы бы до сих пор валялись в жару и не переставая дрались на дуэли за честь итальянских дам.
Тафур почувствовал, что щеки у него пылают. Неужели он разговаривал во сне? Вряд ли он мог сболтнуть что-нибудь подобное наяву. Он поднес руку к груди, и у него внутри все оборвалось от горестной мысли, но тут же он вспомнил, что спрятал мешочек с цирконом в плаще. Слава богу, аккуратно свернутый плащ лежал тут же, под подушкой. От медика не укрылось выражение его лица, и он сразу перестал улыбаться.
– Ваша рана причиняет вам боль?
Тафур попытался восстановить в памяти события предыдущего дня, с того момента, когда он услышал шаги, и до того, как он потерял сознание. Но он решительно не помнил, чтобы в этот промежуток кто-нибудь его ранил.
– Пусть ваша милость не обижается, но мы здесь не для того, чтобы нас стыдиться. – Врач указал ему на грудь. – Вы дурно поступили уже потому, что, поднявшись на борт корабля, никому не сказали о своей ране.
Тафур снова ощупал грудь и недоуменно посмотрел на лекаря. Поверх шрама, приобретенного в Ферраре, был наложен еще один компресс, закрепленный с помощью повязки, которая была обмотана вокруг спины. Как же он этого сразу не заметил?
– Я не прошу, чтобы вы рассказали мне, при каких обстоятельствах и кем были ранены, – настаивал ара-гонец. – Скажите только, болит ли ваша рана.
– Да ведь это сущий пустяк, царапина…
– Боюсь, что из-за этой «царапины» у вас началось заражение. По-видимому, вы не приняли никаких мер и только расковыряли рану. Мне пришлось чуть ли не связывать вам руки, пока вы находились в бреду.
Тафур опустил голову на подушку. Он бредил? Одному Господу известно, что он мог наговорить арагонцу. Да и когда он преследовал генуэзских лазутчиков, то наверняка уже был не в себе. Как, скажите на милость, мог оказаться дон Фадрике возле корабельных портов, в орудийном отсеке? А госпитальеры, молящиеся перед черепом? Да, они
– Брат Бернат, генуэзцы, пробравшиеся на корабль…
– Вороны Склавонии давно уже выклевали им глаза, если об этом спрашивает ваша милость. – Врач вздохнул. – К несчастью, их казнь послужит уроком разве что тем же воронам, которые, вернувшись завтра, не найдут новой поживы.
Тафур недоуменно взглянул на него. Лекарь пожал плечами:
– С позволения вашей милости, вы поступили весьма безрассудно, бросившись за ними в одиночку, да вдобавок будучи раненым. Впрочем, я не думаю, что они пробрались на корабль, чтобы кого-нибудь убить… Если бы они захотели, то преспокойно отправили бы вас на небеса.
В кромешной тьме его фехтовальное искусство оказалось бы бессильным против двух кинжалов. Не говоря уже о шпаге третьего злоумышленника. Но никакого третьего не было. Это все выдумки, химеры.
– Что же они тогда искали?
– Вашей милости лучше знать, ведь они проникли именно в вашу каюту. Наверное, они думали, что вы везете с собой много денег, поскольку отправляетесь в весьма длительное путешествие, или же драгоценности, в общем, какие-то сокровища… И конечно, не ожидали, что вы не спите, а уж встреча с командором д’Обюссоном стала для них полной неожиданностью. Если бы не такое невезение, они бы сумели спасти свою шкуру, хотя, конечно, от Маркуса бы им перепало немало оплеух.
Злоумышленники, добавил арагонец, не были обычными воришками или гребцами-каторжниками. Они нанялись на галеру в Венеции, предъявив рекомендательное письмо от кардинала. По-видимому, поддельное, состряпанное каким-нибудь учеником писца или секретарем кардинала.
– Но хочу повторить вам, дон Педро. – Бернат вновь указал Тафуру на его рану: – Дуэли на шпагах пока не для вас. И даю вам честное слово, что прослежу за тем, чтобы в ближайшие три дня вы не ввязались снова в какую-нибудь историю. Все это время вы проведете в каюте. Я не хочу, чтобы спасшее вас Провидение потом предъявило мне счет.
Тафур озадаченно молчал. Услышанное не укладывалось у него в голове. Злодеи генуэзцы, много денег, драгоценности, в общем, какие-то сокровища. И они не были обычными воришками, а явились с рекомендательным письмом от кардинала. Соперники Медичи? И среди них один из папских кардиналов? Кстати, не слишком ли подробно осведомлен об этом деле лекарь-арагонец, проведший неотлучно всю ночь у его постели? Он всмотрелся в веселые глаза врача, в его приветливое и открытое лицо, потом перевел взгляд на его безукоризненно чистые одежды, украшенные красным крестом. Рыцарь ордена святого Иоанна не осмелится прибегнуть ко лжи и обману.
– Как мои дела?
– Гораздо лучше, благодаря примочкам и сатурновой мази, которую я приготовил, дабы вытянуть гной. Можете убедиться в этом собственными глазами.
Лекарь помог ему сесть и размотал повязку, придерживая рукой примочку. Затем взял тряпицу и отжал ее над горшком. Шрам, полученный в Ферраре, стал почти незаметен: исчезли припухлость по краям и черная корка с присохшими к ней волосками. Кожа вокруг раны приобрела зеленоватый оттенок, напоминая по цвету недозрелую луковицу.