Страшная тайна Ивана Грозного. Русский Ирод
Шрифт:
Когда слабеньких от полученного удовольствия Ченслора с товарищами привели в трапезную, они готовы были соснуть прямо на лавках. И снова не пришлось, рекой полились меды, на столах появились сытные закуски.
Воевода наказал Никите с толмачом не пить, а внимательно слушать, что станут болтать меж собой гости. Меды после баньки развязали морякам языки гораздо сильнее любого крепкого вина или грога. Но и тогда толмач не услышал ничего нового, англичанам попросту нечего было скрывать, они действительно приплыли разведывать новые земли и очень радовались, что открыли
Воевода хохотал во всё горло:
— Это как так «открыли»?! Это вы нас открыли?! Дурьи головы, да наши пушки не в пример лучше ваших!
Получилось, что Микулинский проболтался больше, чем спаиваемый им Ченслор, ведь о том, что русские уже обследовали английские пушки, никто из прибывших не знал. Хорошо, что пьяные гости ничего не поняли из речей русского воеводы, а толмач переводить не стал.
Утром, проснувшись от яркого солнечного луча, попавшего на лицо, Ченслор с изумлением обнаружил рядом с собой ту самую девку, что вчера рьяно работала вениками над его телом. Он принялся судорожно вспоминать, как она сюда попала и что было ночью. Не вспомнил, но потому, что девка вела себя спокойно, видно, не слишком буйствовал. Ричард, никогда не отличавшийся ханжеством, всё же не знал, как себя теперь вести. Выручила сама красавица, она тоже проснулась, видно, почуяв движение англичанина, повернулась на бок и уставилась на Ченслора, соображая, как с ним разговаривать. Он не знал русского, она — английского.
Немного подумав, девка откровенно махнула рукой и вдруг потянула руку Ричарда к себе. Одеяло сползло, открыв полное плечо и крупные груди с выступающими тёмно-красными сосками. Девка положила кисть Ченслора на грудь, тот почувствовал, что его бросает в жар от упругого крепкого тела, и потому не сопротивлялся. Красавице, видно, надоела нерешительность Ричарда, она вдруг прижалась всем телом к истосковавшемуся по женским прелестям моряку, обхватила того руками и ногами. Больше уговаривать не пришлось. Даже не задумываясь, что за этим последует, Ченслор перевернул девку на спину.
За дверью, прислушавшись к вскрикам, доносившимся из комнаты, слуга воеводы Микулинского Тетерев с усмешкой покачал головой: сильна Акулька, и сама вопит, и англичанина заставляет кричать от удовольствия! Экая девка, ни устатку в любовных утехах не знает, ни стыда. Всем известно, что лучше её никто в баньке вениками не похлещет, но и на перине тоже лучшая. Её бабы и били, и пытались в дёгте с перьями вывалять, а Акулька только мужикам с гордостью синяки показывала во всех местах, особо хвастаясь теми, что на груди да пониже боков. От такой демонстрации мужики входили в раж, и работы у Акульки только прибавлялось.
Ричард не задумывался о том, откуда взялась эта ловкая девка: варвары всегда норовят предложить гостям своих лучших красавиц, об этом моряк помнил. Но уже понял, что если вдруг она исчезнет, то ему будет очень не хватать этой груди, этих бесстыдно раздвинутых ног и этих жарких ласк заметно испорченной красавицы.
Немного придя в себя, Ченслор решил всё же познакомиться с девкой.
— Ху а ю?
— Чево?! — вытаращила на
Ричард понял, что надо переходить на жесты. Ткнув себя в грудь, он с гордостью произнёс:
— Ай эм Ричард Ченслор! Ченслор! — И на всякий случай уточнил: — Ричард. Ай эм Ричард!
Девка оказалась сообразительной, так же ткнув себя в полную грудь, которая соблазнительно заколыхалась при этом, она объявила:
— Акулька! Понял? А-куль-ка!
Ричард закивал:
— А-куль-ка!
— Ну вот и порядок! — объявила красавица и сползла с постели. Она стояла как была нагая, не стесняясь и не прячась. Спокойно переплела косу, потянулась к брошенной на пол рубахе, наклоняясь при этом. Ченслор не мог оторвать глаз от тонкой талии, крутых бёдер и того, что было меж ними. Когда Акулька наклонилась, откровенно показав все свои прелести ещё и сзади, Ричард не выдержал. Стоны удовольствия в комнате повторились.
Ещё через час совершенно обессиленный Ченслор лежал, бездумно разглядывая доски на потолке. Хотелось только одного — чтобы этот замечательный день не заканчивался. Он уже не мешал Акульке одеться и уйти, но самому долго залёживаться не дали, вскоре в комнату без стука вошёл Никита и жестами показал, что пора одеваться и идти. На безмолвный вопрос Ричарда, куда, так же жестами показал, что кушать. Тот согласно кивнул, он уже снова чувствовал голод, хотя вчера, увидев заваленный яствами стол, думал, что если выйдет из-за него живым, то явно не сможет ничего есть ещё дня три.
Не меньше, чем вчерашняя парилка и неутомимость Акульки, Ченслора поразило отсутствие утром тяжести в голове и мучительной тошноты, которая всегда бывала после большого количества выпитого накануне. Не удержавшись, он спросил у толмача. Тот довольно кивнул:
— Ты у себя что пьёшь? Ви-но... А вчера пил меды! После мёда ни похмелья не бывает, ни голова не болит. Только не мешай одно с другим, а то совсем худо будет...
Этот совет Ченслор запомнил, но не всегда получалось ему следовать.
Ричарда до глубины души поражало всё: богатство увиденных земель, радушие живших в Холмогорах людей, их готовность снять и отдать последнюю рубаху, если надо, и категорический отказ торговать без разрешения на то государя.
— Да ведь он и не узнает! — дивился Ченслор.
— Он Божьей властью над нами поставлен, а потому обманывать нельзя! — наставительно поднял палец вверх воевода.
Позже Ченслор понял, что далеко не все и не везде думают и особенно делают так же, но говорили всегда именно это.
У самого штурмана русских поражала его борода. Англичанин гордился своей длиннющей ухоженной бородой, и ему было очень приятно искреннее бесхитростное восхищение этих радушных людей.
Принимали хорошо, без конца кормили и поили, не чинясь показывали своё умение и сами смотрели то, что показывали им. Единственно, что поражало Ченслора, — нежелание учиться чужому языку. Кроме толмачей, никто не собирался осваивать английский, и никакие заявления о том, что на нём говорят многие умные люди в большой саране, не действовали.