Страшные сказки Бретани
Шрифт:
— Где? — немедленно вскинулся Рауль.
— В парижских трущобах, где в изобилии водятся воры, мошенники, нищие, фальшивые калеки и разбойники. Туссак наверняка приходил туда, чтобы найти исполнителей для своих грязных дел. Поступок рискованный, но не такой уж и безрассудный, если он и впрямь владеет магией. Местный сброд наверняка запомнил его и сможет нам кое-что рассказать.
— Так они вам и расскажут! — усомнился Леон. — Счастье, если вы выберетесь из этих мест живым!
— У меня есть там свои люди, — загадочно улыбнулся Анри. — За время, проведённое в Париже, я обзавёлся кое-какими связями и не только
— Если вы ручаетесь за своего человека… — начал Леон.
— Полностью ручаюсь. Джованни — честный человек, как бы странно это ни звучало в адрес притворщика.
— … тогда я готов завтра же отправиться с вами в самые глубины парижских трущоб.
— Решено, — кивнул Анри и виновато посмотрел на Жаклин, которая решительно вскинула голову. — Нет-нет, даже не думай! Вы и Анжелика останетесь здесь, в безопасности! Места, в которые я направляюсь, для женщин опаснее, чем для мужчин, и там надо взвешивать каждое своё слово, сохранять спокойствие, даже когда в вас готовы плюнуть или перерезать горло!
— В таком случае Леон тоже далеко не самый подходящий спутник для тебя, — дерзко ответила Жаклин. — Не очень-то он умеет сохранять спокойствие!
— В моём случае рискую жизнью только я один, — заметил Леон, кивая на живот девушки, скрытый под тёмным платьем. Жаклин вспыхнула и прожгла его взглядом.
— Стоит забеременеть, и из живого человека ты превращаешься в сосуд для будущего ребёнка, — пробормотала она, но уже без прежнего огня.
— Я всего лишь хочу защитить тебя, защитить нас всех! — воскликнул Анри. — Уверяю вас, мы с Леоном справимся вдвоём. А теперь не пора ли всем по домам? Время уже позднее…
На том дети мушкетёров и расстались. Леон и Рауль проводили Анжелику до дома, после чего граф направился к себе, напоследок мрачно пошутив, что надеется на то, что Виктор Туссак не запланировал два покушения в один вечер, и на него никто не нападёт по дороге домой. Леон же, с огромным трудом успокоив взволнованную донельзя сестру, остался у неё. Ночь прошла спокойно, если, конечно, не считать того, что Анжелика постоянно вздыхала и ворочалась во сне, а Леон почти не сомкнул глаз. Наутро, бледный и невыспавшийся, он попрощался с сестрой, с трудом выбравшись из её цепких объятий, и заторопился домой, надеясь и боясь застать там де Круаль.
Луиза была в его доме и развлекалась тем, что метала в стену кухонный нож — выходило это у неё чрезвычайно ловко. Увидев Леона, она поприветствовала его кивком, а затем внимательно оглядела с ног до головы.
— Вижу, вы не спали целую ночь. Что-то случилось?
— Ничего особенного — просто двое бродяг пытались убить меня и мою сестру. Одного я заколол, а другой получил по голове от Анжелики и утопился, — бросил бывший капитан, разыскивая в шкафчиках хоть какую-то снедь. — А вы, я вижу, решили отблагодарить меня тем, что попортили все стены в моей комнате? Хозяин мне за это спасибо не скажет.
— Когда мой дом снова станет безопасен, я вернусь туда, захвачу кошель с золотом и заплачу вам за стены, — беззаботно
— А как же ваша бомба? — усмехнулся Леон, но тут же пожалел об этом. Луиза подошла поближе, соблазнительно покачивая бёдрами, но при этом не выпуская из пальцев нож, и сын Портоса подумал, что опасения Анри могли оказаться правдивыми.
— Это последнее оружие, к которому я прибегаю только в случае крайней нужды, — де Круаль погладила его по скуле, и Леон невольно потёрся щекой о её ладонь, однако сразу же вспомнил Эжени, которая так же гладила его в их первую ночь в гостинице, и быстро отстранился. Луиза недовольно поджала губы, однако не стала настаивать и отошла в сторону, продолжая крутить нож в руке.
— Мне сейчас совсем не до этого, — Леон стал наливать себе вино. — Меня ждёт Анри и увлекательная прогулка в парижские трущобы.
— В поисках Туссака, я надеюсь? — де Круаль повернулась к нему, её волосы вспыхивали золотом в лучах утреннего солнца, бьющих в окно, и Леону снова вспомнилась Эжени, на волосах которой так же играл свет в то утро в гостинице, превращая их из мышиных в каштановые.
— В поисках людей, которых он нанимал, чтобы убить меня и моих друзей. Те двое, что напали нынче ночью на меня и Анжелику, по всей вероятности, были обычными парижскими грабителями, которых Туссак одурманил магией.
— И по их следам вы собираетесь выйти на Туссака?
— Именно так, — Леон отхлебнул вина и уставился на де Круаль. — Надеюсь, пока меня не было, вы не сбегали к аптекарю и не подсыпали мне какого-нибудь яда?
— Надейтесь, — фыркнула Луиза и отвернулась от него.
Вино оказалось отличным и не оказало на Леона никакого дурного воздействия. Наскоро перекусив, он захватил пистолет и кошель с монетами, попрощался с де Круаль, бросившей ему в ответ что-то язвительное, и вышел на улицу. Снаружи был ясный день, светило солнце, парижане по своему обыкновению толклись на улицах, изредка проносился одинокий всадник или проезжала карета, а кучер с козел оглашал воздух криком «Поберегись!». В воздухе было свежо после недавних дождей, листва стала зеленей и ярче, над городом плыл гул людских голосов, но Леон был далёк от всей этой радости. В месте, куда он торопился, даже в самые погожие дни царил сумрак.
Они с Анри, как и было условлено, встретились возле дома, где жил сын Арамиса с Жаклин, и вместе направились по узким улочкам. Чем дальше они продвигались, тем тише становилось вокруг, ароматы цветов и выпечки сменялись другими, куда более неприятными — запахом протухшего мяса и прокисшего вина, вонью гнили и навоза, и даже солнце, казалось, прячется в этих местах, растворяется в тёмных стенах. Дома выглядели всё более и более неопрятными и бедными, пока окончательно не превратились в покосившиеся убогие лачуги. Горожан здесь было значительно меньше, и одеты они были куда как скромнее. На улицах мелькали то нищие, гнусавыми голосами просящие милостыню, то женщины, чьи пёстрые наряды и вызывающие, но вместе с тем жалобные взгляды наводили на мысль об определённом занятии, которым они зарабатывают на жизнь, то цыганки в разноцветных шалях и платках, прижимающие к себе хнычущих детей.