Страшный Тегеран
Шрифт:
Повернув к нему свое прекрасное лицо, Эфет долгим взглядом посмотрела в его глаза.
— Нет, конечно, ты не виноват, и я должна увеличивать твое горе.
Оба они были одинаково несчастны, оба перенесли слишком много, и оба они проклинали судьбу, потому что были жертвами ее насмешливой злобы, оба не знали, что значит радость, и знали только страдание, и оба боролись и с твердостью переносили все. И каждому из них хотелось снять с другого хоть часть этого груза страданий и горя.
Прошло с полчаса. Несколько успокоившись, Эфет сказала:
— Расскажи
— Что было? Целая цепь грустных событий. Незачем и рассказывать. Тебе только еще тяжелей станет, — ответил Ферох.
— Нет, нет, я хочу знать все, до мельчайших подробностей. Теперь, когда я вновь встретила тебя, когда ты вновь вернул меня к жизни, возродил мою душу, ты должен рассказать мне все!
Ферох ответил:
— Ты знаешь, многие хотят услышать о моих приключениях. Так как я не могу каждому из них рассказывать о себе отдельно, было бы хорошо собрать всех где-нибудь в одно время, чтобы я мог рассказать обо всем, что со мной было.
Эфет одобрила этот план.
Ферох спросил:
— Хорошо. А как вы тут поступили с Али-Эшреф-ханом?
Грустно улыбнувшись, Эфет сказала:
— Нашел еще о чем сейчас разговаривать. Я вовсе не хочу о нем слышать. Сегодня один из счастливейших дней моей жизни, сегодня я увидела тебя. А что там с другими, мне все равно.
— Ну, а я не забыл своего обещания. И теперь, когда я уже в состоянии что-нибудь сделать, я накажу его и его гнусного братца.
Эфет глядела на него. И Фероху казалось, точно какие-то искры вылетают из ее глаз и вонзаются в его сердце. Странно было в этот момент его состояние. Глубокая внутренняя борьба происходила в нем. Он еще любил Мэин. Но когда он думал, что уже четыре года, как Мэин закрыла навеки глаза, когда он видел, с какой любовью смотрит на него Эфет, другая мысль сверлила его мозг.
Он гнал эту мысль прочь. Он говорил себе: «Любить другую после нее, да разве это возможно?»
Он знал, что Эфет любит его. Но чтобы так любить! Ждать его все эти четыре года, думать только о нем, носить по нему траур. Ведь Эфет в течение всех этих четырех лет отказывалась от жизни. Ее существование было чем-то средним между жизнью и смертью. Она не знала никаких радостей и удовольствий и все эти годы была безответной отшельницей, оплакивающей свою собственную жизнь.
Слуги дома, жалея ее, говорили:
— Бедная ханум. Почему она так мучается? Что с ней?
Все в жизни было для нее безразлично. Она не знала, что значит хорошее или плохое кушанье, хорошая или плохая погода, она не разбиралась в людях, кто хороший, кто плохой. Она говорила:
— Без него мне все безразлично. Если бы ему что-нибудь понравилось, и мне бы понравилось. А теперь, когда у меня нет его, мне ничего не нужно... Такова была ее любовь.
Мало-помалу счастье встречи с Ферохом возвращало на ее бледные щеки румянец. Недолгие минуты эти точно спешили восторжествовать над долгими годами горя и стереть с ее лица печальный след протекших лет. Ферох видел это и догадывался о ее чувствах. Но мог ли он в эту минуту ответить
Она глядела на него с таким волнением и тревогой! Глаза ее точно говорили, что после этих лет страданий и тоски она ждет от него ответного слова. Но мог ли Ферох произнести его?
Вдруг Ферох вспомнил о казаках.
— Уже целый час, как они меня ждут на углу, — сказал он, посмотрев на часы.
Эфет в волнении сказала:
— Как! Куда ты идешь? Какие казаки? Тебе опять надо куда-то бежать! Она умерла, а я буду крепко держать тебя. Я не пущу тебя.
Вздрогнув, она добавила:
— Мое прошлое дает мне на это право.
Ферох привлек ее к себе и, прижав к груди ее голову, сказал:
— Нет, теперь не то, что тогда. Теперь меня никто не может схватить, и я вернусь. Но сейчас я должен идти. Ты знаешь, что я в армии и должен исполнять свои обязанности. До четырех часов я в патруле, а в четыре часа я должен быть в доме у одного своего приятеля, где я живу и где теперь мой сын. А завтра утром я опять приду.
— Завтра утром! — воскликнула Эфет. — Нет, это слишком долго, я этого не вынесу. И зачем ты поселился у этого приятеля? Ты должен жить здесь. Через два часа приходи сюда вместе с сыном. У нас много комнат, в особенности с тех пор, как умер отец. В бируни все комнаты в порядке...
Ферох хотел отклонить это предложение, но оно было сделано так искренне и с такой сердечностью, что он дал ей слово, что через два-три часа приедет.
Эфет была счастлива.
— Ты будешь здесь! Ты с сыном будешь здесь! Твой сын меня очень любит и называет меня своей маленькой матерью, и я его очень люблю.
Ферох почувствовал, что у него сильно бьется сердце: не глазами брата глядел он теперь на Эфет.
В это время вновь вошла мать.
— Мамочка, — сказала Эфет, — я предложила Фероху перебраться пока к нам в бируни и там жить. Мальчик тоже будет с ним.
Мать, которая видела, что появление Фероха спасло Эфет, хотела только одного — угодить дочери. Она радостно сказала:
— Конечно, конечно. Наш дом все равно, что ваш дом. Вы же у меня вроде сына. Если там в комнатах что-нибудь не в порядке, я сейчас все сделаю.
Ферох горячо поблагодарил их, потом простился и вышел. Эфет проводила его до дверей. А когда он исчез за воротами, она сказала:
— Он будет любить меня! Когда он взял мою руку, его рука дрожала.
Это была правда. Прощаясь с ней, Ферох вздрогнул, и сердце Эфет уже чувствовало, что Ферох будет любить ее.
Найдя своих казаков, которые начинали томиться его долгим отсутствием и стали раскуривать папиросы, Ферох вскочил в седло и скомандовал:
— Вперед!
Он ехал задумавшись, низко опустив голову. Что ему делать? Мэин была потеряна навсегда, и мысль о ней была только мукой. А здесь, возле него, было другое существо, которое столько страдало из-за него. Он, который никогда не мог выносить, чтобы кто-нибудь из-за него волновался и страдал, видел теперь, что Эфет страстно его любит, мучается этой любовью.