Страшный Тегеран
Шрифт:
Когда Мэин глядела на Фероха, сердце ее, которое тоже мечтало о его близости, успокаивалось. Она была как будто счастлива. Порой она говорила себе:
«Почему у меня такие мысли? Ферох же любит меня, и я знаю, что он не оставит меня до последнего дня моей жизни. Зачем же отравлять себе эти часы жизни с милым Ферохом, точно это жизнь у отца и матери, которые не оставляли меня в покое с этим шахзадэ. Ферох мой любимый, Ферох — вся моя жизнь...»
Мало-помалу эти мысли овладевали ее мозгом и, следя за хлопотами Фероха, она уже не грустила и не
Но и в этот миг в ее душе звучал и не смолкал все тот же голос: «Ненадолго, нет, ненадолго».
Она говорила себе: «Явится кто-то, кто положит конец этой нашей жизни. Отец, мать или кто-нибудь еще сильней... О, если теперь меня разлучат с Ферохом, я больше никогда его не увижу...»
Было пять часов. Солнце уже повернуло на запад. Темнело. С реки доносился шум воды, бежавшей по камням, и шум этот тревожил сердце. Оправившиеся от усталости Ферох к Мэин поднялись и рука об руку, прижимаясь друг к другу, вышли. Они обошли маленький бассейн перед домом, огород и спустились к реке.
Река была по-весеннему полная. Вода бежала быстро и бурно. Ферох и Мэин выбрали на берегу по камню и уселись друг против друга. Волны плескались возле ног и иногда совсем захлестывали их камни. Река ревела, точно зверь. В безумной радости глядели влюбленные друг на друга, наслаждаясь шумом воды и звуком своих голосов.
Есть ли наслаждение выше, чем быть вблизи того, кого любишь, есть ли большее успокоение, чем слушать шепот его души, большая сладость, чем сладость его лица и его речи?
Понемногу темнело. Солнце опускалось, готовясь скрыться за горами. И по мере того как гаснул свет, все нежнее становился воздух.
А у Мэин так болело сердце, точно это был последний вечер в ее жизни. Ей так хотелось, чтобы этот день никогда не превратился в ночь. Но разве природа слушает наши приказания?
Еще через два с половиной часа солнце совсем зашло, и настала тьма.
Ферох подвигался все ближе и ближе к Мэин, точно она вдруг приобрела магнитные свойства и непреодолимо притягивала его к себе. Осмелев, он пересел к ней, на ее камень, и взял ее нежные руки.
Не было ни души. Дядя Керим не вернулся с поля, жена его возилась в кухне с ужином, а уставший Джавад спал на террасе дома.
Ферох целовал Мэин и прятал свое лицо в ее кудрях. Мэин не противилась, ей было хорошо.
Одна за другой на небе проступали звезды. Но Ферох и Мэин не хотели уходить.
Ферох целовал ноги Мэин, он приникал лицом к следам ее ног. Он не только любил Мэин, он ее обожествлял, точно она была не человек, а одна из тех небесных гурий, которых аллах обещает людям в награду за точное исполнение намазов и постов.
Было уже около девяти. Это значило, что они провели здесь четыре часа. И все еще им не хотелось уходить.
Наконец Ферох услышал голос Джавада:
— Ужин готов!
Никакой ужин не мог для Фероха быть вкуснее поцелуев, которые он срывал с прелестного, точно цветок, лица любимой. Однако тело требовало пищи.
И Ферох, обняв Мэин,
Первым блюдом его был чудесный абгушт [5] с фасолью и горохом, абрикосами и сливами, и вторым — плов с подливкой из орехов, который был отлично приготовлен и имел большой успех. В четверть часа с ужином покончили. И тотчас же Ферох и Мэин почувствовали, как они утомлены и как им необходим отдых.
В доме, как мы уже сказали, было только три комнаты. В крайней комнате жил сам Аму-Керим с женой, средняя — служила им чем-то вроде кладовой, и спать там было нельзя. И единственная комната, где Ферох и Мэин могли уснуть, была та самая, где они сидели. Что касается Джавада, то, так как был еще только конец весны и спать на террасе или под открытым небом было нельзя, ему пришлось улечься в кухне.
5
Абгушт — суп из баранины.
Мэин ни одной минуты не задумывалась относительно того, что ей придется спать в одной комнате с Ферохом; она слишком хорошо знала его и его характер. Да, кроме того, разве он был ей не муж?
Разве это, действительно, не было так и им нужны были еще какие-нибудь договоры? Разве Ферох не знал Мэин почти всю свою жизнь? Разве сердце Мэин не было для него страницей открытой книги, на которой был начертан его образ? И разве сам Ферох не доказал Мэин свою любовь? Разве он не готов был расстаться с жизнью, когда почувствовал, что ему не придется больше ее видеть, разве не хотел вернуть ее матери?
Ведь и Ферох мог бы, как все эти Сиавуши и другие отпрыски княжеских и «благородных» родов, тешить свое сластолюбие с женщинами, продающими свою честь, а потом без всяких угрызений совести убирать их с дороги и.., но разве Ферох такой? Разве он способен на это? Разве он хоть на минуту может отдать кому-нибудь сердце, принадлежащее любимой?
Чего же Мэин бояться его? Мэин знала, что, если она прикажет ему идти на берег реки и спать там, Ферох исполнит и это. Но Мэин нужен был Ферох, а не его труп. И разве не ради Фероха Мэин растоптала ногами свой долг перед отцом и матерью?
К сожалению, у Аму-Керима была только одна лишняя постель. Ферох хотел предоставить ее Мэин, а сам думал лечь на полу. Но Мэин не соглашалась. В конце концов решили, что хотя он и ляжет на голом полу, но положит голову на подушку Мэин.
Ферох был счастлив: горячее дыхание любимой будет касаться его щек.
Было холодно. У Фероха не было ничего, кроме тонкого пледа, который он захватил с собой, собираясь в Кум.
Он рассчитывал завтра послать Джавада, чтобы тот привез все необходимое. Однако было страшно холодно и, как Ферох ни крепился, он понемногу начал дрожать. Его знобило.