Страшный Тегеран
Шрифт:
Здание это — Шахиншахский клуб. Мы, собственно, ничего не имеем против этого учреждения, которое хоть немного приучает персов к общественности, и заговорили о нем лишь потому, что в этом здании развернется часть нашей повести.
В тот самый день, когда Мелек-Тадж-ханум узнала об исчезновении дочери, в послеполуденное время в одной из комнат этого здания, у выходившего на улицу окна, удобно устроившись в креслах, беседовали два человека, одетых по-европейски: только шапочки на головах выдавали в них персов.
Один из них был высокий, смуглолицый, большеглазый, с необычайно густыми усами; он был одет в короткий
Другой был низенький и седой, с маленькими глазками, жидкими усами и с блеклым лицом, когда-то, должно быть, он был и белей и румяней. На нем был пиджак из белой фланели, черные в белую полоску штаны и галстук цвета фиалки.
Каждому было лет по сорок восемь — пятьдесят.
Как только в поле их зрения появлялась какая-нибудь дама, они прекращали беседу и долго не могли оторвать от нее взгляда. По глазам было видно, что дамы вызывали в них живейший интерес и вожделение.
Низенький, обращаясь к первому, говорил:
— Так, вы отправили семью в Кум на поклонение, а сами предпочли поклонение некоторым здешним особам...
Первый, то есть господин Ф... эс-сальтанэ (ибо это был он), не мог удержаться от смеха.
— А что же делать? Ханум моя больше на это не годится. Она теперь обретается в звании матери семейства, и ей пора подумать о душе. А вы знаете, какая у меня натура: мне до последнего издыхания будет требоваться женское общество.
Собеседник его, шахзадэ К.., отец Сиавуша, ответил:
— Правильно, правильно! Жизнь коротка. Так нужно, по крайней мере, провести ее весело. Это самое я всегда сыну моему говорю. Да разве он слушает? Несчастный парень: сам себе жизнь отравляет, сидит по целым дням дома и читает научные книги. Выпросил у меня денег, чтоб дома химическую лабораторию устроить. Не знаю просто, что вам и доложить о его характере. Извините за вольность, но я другой раз думаю: нет, этот парень с таким характером да с такими познаниями, должно быть, не от меня. В самом деле: я люблю развлечься, а он, ну, прямо бежит от развлечений. Несколько дней назад говорю ему: «Сыночек, нельзя же так в работе изводиться, ведь этак ты заболеешь». Да его разве проймешь? Отвечает: «Напрасно вы, папа, изволите это говорить. Неужели вы хотите, чтобы я был, как другие молодые люди, которые воображают, что смысл жизни в том, чтобы пьянствовать да развратничать. Нет, отец, мои чувства чисты, я беззаветно люблю нашу родину, я работаю для того, чтобы ее освободить. Я, — говорит, — постараюсь избавить моих соотечественников хотя бы от кровопийц-аптекарей, которые вместе с докторами обирают народ, дерут по пятнадцати кран за лекарство, которому вся цена двадцать пять шаи. Я надеюсь выработать медикаменты, которые будут необходимы для всего общества».
шахзадэ К... вынул папиросу, закурил и добавил:
— Извольте теперь подумать: что же общего у сына с таким характером и склонностями с таким отцом, как я, который не учен, а от напитков и женщин даже в этом возрасте не отказывается.
Ф... эс-сальтанэ ответил:
— Боюсь, как бы это не повредило его здоровью. Чего доброго, мне, пожалуй, еще придется лишиться такого зятя.
— Да уже и повредило, — ответил шахзадэ К.., — у него на бедре три дня тому назад веред образовался, прямо рана сделалась. Очень
Ф... эс-сальтанэ, на лице которого при словах «повредило» и «рана» появилось беспокойство, услышав, что сказал доктор, облегченно вздохнул.
— Нет, этого так нельзя оставить. Ведь здоровье его совсем испортится. Ему нужно переменить обстановку. Увезите его куда-нибудь на лоно природы.
шахзадэ К... ответил:
— Так я и хочу сделать. Через несколько недель мы, вероятно, поедем в наше имение. Там местность повыше, все-таки — перемена климата.
Поднося к губам рюмку виски, Ф... эс-сальтанэ сказал:
— Нет, вы все-таки меня крайне напугали. Я очень вас прошу сообщить мне, как можно скорее, о состоянии его здоровья.
Шахзадэ обещал сообщить тотчас же по возвращении домой.
В эту минуту в зал вошла иностранка, стройная и изящная шатенка, с огромными красивыми глазами, прямым и тонким носом, нежными, как лепестки розы, пунцовыми губками, ровными белыми зубами и с прелестной соблазнительной ямочкой на подбородке.
Ф... эс-сальтанэ возбужденно ткнул своего приятеля кулаком и сказал:
— Она самая!
Господин Ф... эс-сальтанэ вскочил и, почтительно раскланявшись, поцеловал ей руку.
— Рекомендую, — сказал он по-персидски, — хезрет-э-валя, шахзадэ К.., близкий мой друг.
Шахзадэ тотчас же склонился над протянутой рукой, поцеловал ее и не то дружески, не то влюбленно пожал. Дама ответила на персидском языке (который она, видимо, не очень хорошо знала), с мягким русским выговором:
— Я очень рада нашему знакомству.
Дама отошла. шахзадэ К... крепко сжал под столом руку своего друга и сказал:
— Ну, и хорошая же штучка!
— Ее зовут мадам А. Меня вчера один из европейцев с ней познакомил. И с этого самого часа она покорила мое сердце. Она сидела у карточного стола. Я сейчас же подошел и, чтобы обратить на себя внимание, или, как в простом народе говорится, показать свою удаль, тысячу восемьсот туманов проиграл. Но это же пустяки в сравнении с той улыбкой, которой она одарила меня под конец игры. Раз я ей понравился, значит, деньги не пропали.
Шахзадэ К.., ревнуя даму к приятелю, в душе посмеялся над ним:
«До чего много он о себе думает. Воображает, что этакая дама и вдруг в него влюбится».
Больше о даме не говорили. Ф... эс-сальтанэ перевел разговор на другую тему:
— Так вы думаете, что мне удастся при вашем любезном содействии пройти в меджлис?
— Ну, понятное дело, — ответил шахзадэ. — Ваш покорнейший слуга уже вам докладывал, что я сам в своих деревнях соберу для вас четыре тысячи голосов. Да арендатор тоже обещал собрать для вас две тысячи. Ясно, что с шестью тысячами голосов вы по праву будете депутатом парламента. А в случае надобности можно прибегнуть и к другим средствам: великолепно можно, например, подменить голоса в избирательной урне или попросту ее сжечь. Впрочем, это и не понадобится, потому что крестьяне в деревнях вашего покорнейшего слуги такие темные, что они и слова «депутат» до сих пор не понимают: разве они могут понять, что значит избрать для себя дельного представителя.