Страшный Тегеран
Шрифт:
Ферох опять задумался. Так как ему, во всяком случае, нужен был помощник, то, надев сэрдари и слегка растрепав себе волосы, он вышел и направился в Чалэ-Мейдан. Там, как мы знаем, он вызвал из кавеханэ Джавада и условился с ним обо всем.
Вернувшись домой около восьми часов вечера, Ферох удивился: у него сидел Ахмед-Али-хан. Ферох начал было уже беспокоиться, не произошло ли какой-нибудь неудачи, но Ахмед-Али объяснил, что пришел условиться о выполнении плана. Было решено, что Ахмед-Али-хан даст свой приказ о задержании кареты Мелек-Тадж-ханум сурчи этой же кареты. Тот отвезет его на станцию Кяхризэк, откуда следующий сурчи доставит его в Хасан-Абад, и так он доедет до Кушке-Насрет. Самому Фероху тоже будет дано
Утром Ферох проснулся в пять часов. Его уже ждала Шекуфэ. Скоро она побежала с письмом к Мэин, а через час принесла Фероху ответ: «Я сделаю так, как хочет Ферох».
Ферох подарил Шекуфэ золотую монетку и отпустил ее. Через четверть часа о согласии Мэин знал Ахмед-Али-хан. Он тотчас же занялся писанием необходимых писем. А сам Ферох летел уже в Чалэ-Мейдан.
В условленный момент и на условленном месте он увидел Джавада. Он невольно поздравил его с такой точностью.
Редкая вещь в Персии точность! Пригласит, например, кто-нибудь своего приятеля утречком покушать с ним халиме-роуган. Сказано — сделано: выйдя из дому этак в полдень, этот желанный друг, которого тот ждет уже несколько часов, идет потихоньку, полегоньку, пока не доберется до указанного места, а придя, потребует халима.
Или скажет кто-нибудь своему другу: «В два часа я буду у тебя». Наступает два часа, а вслед незаметно наступает и три, потом — четыре, пять. Наконец в семь часов показывается этот самый друг, не зная, как и извиняться, и делая лицо мученика: «Ах, эти дела!»
А дел никаких нет и не было, а только была лень, и только из-за лени он подверг тебя такому беспокойству. Впрочем, когда речь идет о хорошем угощении, — о! — тогда нет! Человек встает тогда рано. Он приходит к нам ни свет ни заря, по дороге прихватив с собой еще несколько человек, и с бесстыдством говорит: «Эти господа давно уже жаждут с вами познакомиться и изъявить свою преданность. Сейчас мы по дороге встретились и так им захотелось как можно скорее удостоиться чести вас видеть, что они сочли этот момент самым удачным и пришли со мной».
И злополучный хозяин, на шею которого свалилось целое общество гостей, жаждущих не столько изъявить свою преданность, сколько поесть жирного плова, превращает свою скромную пирушку в целый пир.
Не будем, однако, удаляться от предмета. Джавад рассказал Фероху, как передал матери четыре трехтуманных ассигнации, как она обрадовалась, как в его семье воскресли вновь надежды на лучшее будущее и как вся семья собралась было провожать его до гариханэ, но это предложение он отклонил.
— Мы скоро вернемся, едем не больше, чем на два дня, — сказал Ферох.
Оставалось только найти женщину для отправки в Кум. И Ферох послал свою няньку за ее племянницей Хамидэ.
Хамидэ была женщина особенная. В девять лет ее выдали за восемнадцатилетнего сына какого-то столяра. А с той поры и до настоящего времени, когда ей минуло двадцать четыре-года, она еще семь раз выходила замуж.
Некоторое время она коротала свой век с ахондом, а потом долгое время была за беспробудным пьяницей. Затем, в течение нескольких месяцев, обращая ночи в дни, любила какого-то тегеранского лути, а дальше несколько дней была сигэ какого-то фоколи и угождала его европеизированному нраву. После этого, в течение порядочного срока слушала воркотню одного хаджи, а потом увлекла хаджизадэ. Но всего смешнее было то, что однажды ее взял к себе в качестве сигэ какой-то старый принц, и она долго забавлялась его седой бородой.
Какими знаниями, каким опытом должна была обладать эта женщина, умевшая приноравливаться к нравам восьми мужей!
Но Фероху и нужна была женщина, которая, как
Через полчаса Хамидэ была перед ним. Ферох знал ее давно; еще в детстве, случалось, они играли вместе. Поэтому он прямо приступил к делу:
— Хамидэ, ты должна будешь помочь мне кое в чем и взять на себя одно дело. Прежде всего ты поедешь со мной в карете в Кум.
При слове «Кум» на лице Хамидэ изобразилась большая радость.
— Что же может быть лучше этого — вместе с вами удостоиться зиарета в Куме.
Приятная перспектива обрисовалась в ее голове: в Куме можно будет завлечь какого-нибудь мужчину и, что называется, «повиснуть на его бороде». Но Ферох сказал:
— Может быть, на зиарет ты и не попадешь. Впрочем, может быть и попадешь. Во всяком случае, мы выедем по кумской дороге. А потом — тут от тебя потребуется некоторая решительность: в Кушке-Насрет ты пересядешь из моей кареты в другую, которая будет там стоять. Но имей в виду, люди, которые будут с тобой в этой карете, может быть, отдадут тебя жандармам... впрочем, я сделаю так, что до этого не дойдет. Самое главное, тебе придется в Куме принять свой прежний вид.
Хамидэ удивилась:
— Что это значит: прежний вид?
— А я тебя здесь загримирую и придам твоему лицу смуглость. А там ты смоешь грим маслом, которое будет у тебя с собой, перевернешь наизнанку чадру и наденешь чагчуры и калоши, которые ты повезешь с собой в узелке. Ну, а из Кума тебя отправят в Тегеран.
Дело это показалось Хамидэ интересным. Она жаждала приключений и не боялась даже жандармов: в жизни ей, вероятно, не раз случалось сидеть под арестом в назмие. К тому же Ферох пообещал ей найти хорошего мужа и помочь справить свадьбу.
Вскоре принесли и обещанные Ахмед-Али-ханом письма в незапечатанных конвертах.
Первое гласило:
«Правительственный бланк — Наибу чапарханэ Кушке-Насрет.
В дополнение к изложенному вчера. Исполните все, что прикажет податель этого письма и окажите ему всемерное содействие в исполнении его дела.
Заместитель начальника чапарханэ Кумско-Эрагской дороги Ахмед-Али-хан».
Второе было адресовано в Кум начальнику чапарханэ:
«Дорогой друг! Разрешите, — вслед за выражениями моей глубокой преданности и уважения, — обратиться к вам с просьбой об оказании содействия подательнице сего письма в смысле облегчения ей возможно скорейшего отправления в Тегеран, а если понадобится, и вашей личной помощи. Подробности она объяснит вам сама. Исполнение этой просьбы крайне обяжет преданного вам Ахмед-Али-хана».
Письмо это, с прибавкой двух лир, Ферох отдал Хамидэ, еще раз повторив все необходимые указания.
День прошел. Ферох был неспокоен: завтра должна начаться борьба. Ложась спать, он задавал себе вопрос: «А что, если в дороге он наткнется на трудности, с которыми у него не хватит сил справиться?»
Утром Ферох с Джавадом и Хамидэ выехали в Кум, а к вечеру прибыли в Кушке-Насрет. Остальное читателям известно.
Глава двадцать первая
ДВА ДРУГА
В северной части Тегерана, совсем близко от дома Фероха, на перекрестке Конт стоит довольно красивый, большой двухэтажный дом. В противоположность остальным тегеранским постройкам окна его выходят прямо на улицу; вдоль всего дома тянется длинный балкон с колоннами, а под ним, в первом этаже, такая же галерея, под которой во время летнего зноя или дождя может укрыться прохожий. В юго-западном углу здания — огромные ворота, через которые посетитель попадает на лестницу, ведущую направо вверх, а взобравшись по ней, оказывается в маленькой передней, удобные вешалки которой загромождены пальто и шинелями. Пройдя переднюю, он увидит множество разнообразных комнат и большой зал с мягкими креслами и диванами.