Страсть и судьба
Шрифт:
Одним прыжком он соскочил с коня, прежде чем тот успел остановиться. Навстречу ему из конюшни выбежал младший конюх, и Оливер бросил ему поводья.
Он уже подошел к лестнице, когда заметил отца Перри, с трудом передвигавшегося вдоль стены, опустив седую голову и помогая себе одной рукой. Обычно подвижный и энергичный, сейчас старый священник едва держался на ногах. Оливеру хотелось только одного — как можно быстрее взлететь вверх по лестнице и попасть в покои Сибиллы. Но в этот момент священник поднял голову и с трудом пробормотал:
— Слава Богу, вы здесь… Очень своевременно…
— Прошу
— Вы приехали за леди Сесили?
Этот вопрос заставил Оливера остановиться и внимательнее посмотреть на старика. Тот выглядел ужасно.
— Да, но насколько я понимаю… Что с вами, святой отец?
Старик прикрыл глаза и с трудом проговорил:
— Похоже, вчера вечером я выпил плохого вина… надо предупредить леди Сибиллу, поскольку его принесли из ее погребов. И леди Сесили не должна его пить… Вот только мне трудно ходить…
— Позвольте помочь вам, — нахмурившись, сказал Оливер и, взяв священника под руку, помог ему подняться по лестнице. — Святой отец, но мне сказали, что леди Сесили уехала в Хэллоушир.
— Кто вам это сказал? — остановился священник, с трудом переводя дыхание.
— Ви… Джон Грей.
— Поистине святой человек, — пробормотал отец Перри, подняв глаза к небу, потом снова посмотрел на Оливера: — Она должна была уехать сегодня утром… я должен был отправиться туда вместе с ней…
— Так она не уехала? — с надеждой спросил Оливер, чувствуя, как сильно бьется сердце.
— Но я же до сих пор здесь, — слабо улыбнулся священник. — Наверное, она очень сердита на меня, хотя ни за что не покажет этого. Надеюсь, увидев вас и поговорив, она сразу забудет о поездке.
Оливер почувствовал, что все его мысли о Сибилле, Огасте и всех их хитроумных планах внезапно перестали иметь для него всякое значение. Где-то здесь, в серых каменных стенах замка Фолстоу, его ждала Сесили. Он еще не знал, что скажет ей, но на этот раз он обязательно найдет такие слова, что она поверит ему.
Оливер улыбнулся отцу Перри:
— Тогда идемте вместе, святой отец, чтобы получить заслуженное наказание.
— И да смилуется над нами Господь, — слабо улыбнулся старик.
— Аминь!
В руинах старой крепости царствовали длинные тени наступающих сумерек. В яме, ставшей тюрьмой для Сесили, было сыро и темно. Она сидела у стены, покрытая грязью и кровью и дрожа всем телом. Письма Сибиллы она спрятала под плащ между прижатыми к груди коленями.
Никто не знал, что она сидит в этой яме. Никто об этом и не узнает, пока не будет уже слишком поздно.
В течение многих часов она внимательно обследовала все стены круглой ямы в поисках хоть какого-нибудь способа выбраться из нее. Все тщетно!
Кровотечение постепенно остановилось. Весь правый бок и рукав платья были насквозь пропитаны кровью. Низ платья и плаща до колен пропитались липкой грязью и холодной влагой. Спина и грудь были мокрыми от пота. Сесили ужасно замерзла. Надвигавшаяся ночь обещала еще больше холода и страха.
Она несколько раз перечитала письма Сибиллы Огасту Белкоту, изо всех сил напрягая зрение в полумраке
Какой же тщеславной идиоткой она была! Только теперь она поняла, что просто-напросто использовала Оливера в своих целях. Ей хотелось отделаться от маски Святой Сесили, но однократное прегрешение переросло в нечто большее, захватившее все ее сердце.
Она полюбила его таким, каков он есть. Он нравился ей уже давно, но из страха и гордыни она пыталась убежать от него. Сесили Фокс и повеса Оливер Белкот? Нет! Ей был нужен абсолютно безупречный мужчина, который никогда не сделает ошибки, никогда не примет неверного решения. Он должен быть чистым, набожным и праведным, а значит, не иметь обычных человеческих страстей и желаний.
Но когда судьба свела ее с таким человеком, она слишком поздно поняла, что в Джоне Грее ей не хватает беспечной веселости, способности сделать ее жизнь радостной и многоцветной. Она слишком поздно поняла, что ей нужен человек, который поймет, что она вовсе не святая, и это его не оттолкнет. Человек, который будет страстно любить ее душу и тело.
Ей нужен был только Оливер Белкот.
Она совершила ужасное преступление, сбежав от него и не сказав ни слова о том, что носит под сердцем его ребенка. Она присвоила дар данный Богом им обоим. В ту ночь в круге Фоксов она молилась в ожидании ответа на главный вопрос жизни, и вскоре к ее ногам буквально свалился Оливер Белкот. Она получила ответ на свой вопрос, но испугалась принять его.
Ей становилось все холоднее, клонило в сон. Скорее всего она заснет и больше уже не проснется. Эта мысль испугала ее. Вернее, она испугалась не смерти, а того, что слишком много осталось несказанного, несделанного.
Съежившись в комок, она медленно легла на бок, подложила под голову сложенные вместе ладони, испачканные липкой грязью, и стала почти беззвучно молиться.
— Господь мой, — едва слышно прошептала она, — прости меня. Если ночью я умру, прими душу мою и моего ни в чем не повинного ребенка, и не суди его по грехам матери его. Прошу у тебя благословения для Сибиллы, Элис и Пирса и для их ребенка до конца их дней… Благослови, Господи, Оливера Белкота… Я люблю его и понимаю, что недостойна его. Благодарю тебя, что он был в моей жизни. Направь его на путь истинный, даруй ему счастье и любовь. Если я умру, даруй ему забвение всех обид, нанесенных мной, и покой душе его…
Она замолчала на несколько секунд, потом решительно продолжила:
— А еще прошу тебя простить меня за то, что я собираюсь сделать, если тебе это покажется оскорблением.
Чуть помедлив, она попыталась встать на колени, но сразу поняла, что на это ей не хватит сил. Поэтому она просто повернула голову и, уставив взгляд в черное небо, дождалась мгновения, когда тьма стала кружиться перед ее глазами, из которых текли слезы.
— Сибилла! — шептала она. — Сибилла!