Страсти по Фоме. Книга 2
Шрифт:
— Быть можно дельным человеком, — сказал он тогда, — не помня о красе ногтей!
— Господи, дельный!.. Запой недельный! — отбрила его Ирина, в рифму.
Неделя?!. После сокрушительного поэтического поражения Фомин сдался.
Ирина отмыла, освежила и привела его в порядок ванной и контрастным душем…
— Ну, любо-дорого смотреть! — сказала она, и добавила а пропо:
— Ты знаешь, какое ощущение должно быть от хорошего белья?.. Как от поцелуя. Постоянного… И знаешь на что единственное можно поменять этот поцелуй?.. Да… да…
Потом повела его в театр, куда он сам приглашал несколько дней назад. Давали Гамлета…
В полутемном и прохладном, после душного зала, фойе Фомин с удовольствием выдохнул все, что накопилось.
— Сильно! — услышал он голос, приглушенный, грудной.
Дама с програмкой стояла у лестницы в позе рассеянного ожидания, лица ее не было видно из-за нагромождения теней авангардного интерьера.
«Капельдинерша, — догадался он. — Ну и черт с ней!..»
— Адекватно! — он был в раздражении от спектакля и оттого, что кто-то подслушал его. — Раз уж вы фиксируете сбегающих с вашего спектакля, то не подскажете где здесь теперь буфет?
— Ну, насчет фиксирования, вы зря… — Фомин услышал в голосе усмешку и понял, что дама не имеет никакого отношения к службе театра. — А буфет там же, только он на ремонте.
— Ну, это уже свинство: при таком спектакле — закрытый буфет!
— Теперь вы понимаете, что Гамлет это трагедия?
Это была расхожая шутка (смешок незнакомки указывал на это), но — к месту.
— Я об этом только и думаю! — отмахнулся Фомин, направляясь к выходу.
— И куда же вы? — неожиданно услышал он.
— Куда-нибудь запить эту гадость!
— Может быть, предложите и мне?..
Она вышла из тени лестницы. Рассмотрев ее поближе, Фомин согласился.
— Теперь — да! — нахально сказал он.
— А вы осторожны.
— После такого спектакля это естественная реакция.
— А где сейчас гарантия?
— Вы, по меньшей мере, красивы.
— Спасибо за прямоту!
Фомин рассмеялся, незнакомка ему определенно нравилась. И еще что-то.
— Значит, глупость мне простится? — спросила она.
— Как бы мне самому не наделать глупостей.
— Не беспокойтесь, — улыбнулась незнакомка. — Об этом не беспокойтесь!
Фомину как-то сразу стало ясно, что она действительно не допустит никаких глупостей.
— Ну что ж! — сказал он. — Кажется, вы знаете, чего хотите.
— Да. Дождаться конца этого спектакля… — Она посмотрела ему прямо в глаза, на мгновение дольше, чем предполагает минутное знакомство, но он подумал, что она солидаризируется с ним в оценке пресловутого «Гамлета» и не стал просчитывать смыслы, вложенные во фразу.
Её звали Мария, и тот миг, который она ему подарила, сгорел, как порох на лезвии ножа. Может быть, она и убивала время до конца спектакля, но убитым оказался он. Словно пораженный молнией Фомин смотрел, дышал, говорил что-то, и все время рассеяно улыбался.
Мария была
Он забыл обо всем на свете: о Докторе, об Ассоциации, о времени, об Ирине, наконец, что ждала его в театре. Какой театр?! Это было похоже на внезапное освобождение из темницы — свет! И свет настолько ослепил его, ошеломил, что он не замечал странного поведения Марии, не обратил внимания на её загадочные слова в самом начале и чуть позже, когда она обронила: «может быть, нам действительно есть, что сказать друг другу?» — и потом, когда она словно приняла его игру.
И вот…
— Как? Вы уходите?..
Она посмотрела в окно, рядом с которым они сидели и едва попрощавшись, пошла к выходу…
— Мне надоел этот спектакль, — сверкнула она глазами.
Ничего не понимая, он бросился за ней:
— Но мы не можем же вот так?.. Мы увидимся? Мы можем увидеться?..
От никелированной стойки истошно закричала про Пушкина буфетчица. В канун двухсотлетия всплыла расхожая приговорка о том, кто будет за всё платить — солнце русской поэзии?
Он стал рассчитываться, а когда выскочил на улицу, Мария уже шла вниз по тротуару. Её ждала машина с открытой дверцей. Еще мгновение и она уедет.
— Постойте! — крикнул он, не отдавая себе отчета в том, что делает. — Стойте же!
Мария обернулась. Он ее догнал. Её лицо странно переменилось.
— Я вас чем-то обидел?
— Нет.
— Но все-таки?.. — Она молчала, тогда он пошел напролом. — Я могу надеяться на встречу с вами?
— Ты получил мое письмо?
Он ошеломленно смотрел на нее. Письмо?.. Ты?.. Какое письмо?..
— Мэри, прошу, мы очень и так запаздываем! — донеслось из машины не совсем по-русски.
— Прощайте… — Мария пошла к машине.
Имя, произнесенное на английский манер, что-то всколыхнуло в нем, что-то было у него с английским, какое-то… Письмо-о! Мария! М.! Точно!..
Фомин чуть не разбил себе голову об асфальт — какой же он идиот!..
— Да! — закричал он, еще не понимая, еще не в силах поверить. — Получил!.. Это ваше?!
Она уже открывала дверцу машины, но остановилась. Он видел, как она разочарованно темнела лицом, по мере того, как понимала, что он не знает, о чем говорит, не знает, кто она и вообще никакого письма не получал — выдумывает, чтобы хоть как-то задержать ее.