Страсти по Фоме. Книга 2
Шрифт:
В России, если ты споришь без охраны, аргументы твои ничтожны, а участь печальна. Правовое пространство здесь определяется зоной действия руки, как правило правой, пока левая наплевательски «не ведает». Красота и загадочность дискуссии на Руси в том, что никогда не знаешь, где очнешься и с каким мироощущением, вкус ее — вкус крови и сапога.
— Ух ты сколько гражданов, достающих из штанов? — подивился Фома.
— Холуй американский?! — ахнул мужик, словно не веря своему счастью найти здесь врага. — На!..
Фома едва уклонился
Грохнул выстрел… Подняв голову, он увидел, что дискуссия закончена — никого, только какие-то юркие личности, заглядывающие ему в лицо с интересом и без сочувствия, как бы запоминая…
Когда Доктор и Мини его нашли, он был уже совершенно в другом умонастроении. Среди соколов и ястребов. Лилась «жириновка», читалась «Лимонка», народ записывался в добровольную народную дружину Европы. Было весело, проклинали НАТО, кто-то посылал туда же Совбез Европы, а кто-то обещал замочить всех, без разбора…
Фомин был со своим народом.
— Доктор! — заорал он. — Давай к нам, будем протестовать!..
Он обрушил на Доктора все, что узнал, а заодно — что уезжает завтра на войну, уже и водку выдали против «стелзов»!
— Какую войну? Ты что взбесился?.. — Доктор посмотрел на Фомина, потом на Мини, которую покачивало от густого патриотического мата.
— Понимаешь, вздумало тут НАТО бомбить Сербию…
— И?..
— Что и?.. — Фому штормило. — Да ты что?..
Он был полон удивления, что Доктор не понимает таких простых вещей — маловато все-таки свинцовых шлангов!..
— Сербы — наши братья! — втолковывал он. — Мы им — кровь, а они нам Олеко Дундича. Идет постоянный обмен!..
Он в двух словах нарисовал доктрину панславизма в образе легендарного красного командира Дундича с капельницей.
— Это же славяне, Док, братья!..
Но Доктор невозмутимо напомнил, что Россия один раз уже заступилась за сербов. И что с ней стало?
— Блин, как трудно быть патриотом среди знатоков истории! — вздохнул Фома. — Хорошо, что ребята тебя не слышат, они бы об тебя ноги повытерли б!..
— А что они в школе не учились? Всё забыли?.. — Доктор демонстративно игнорировал расстегнутые до пупа рубахи «соколов» и «орлов».
Ну, вот как объяснишь инопланетянину, что школа это последний внутриутробный период человеческого детеныша, перед тем, как понюхать настоящую жизнь? В школе учат только тем вещам, которые уже доказали свою бесполезность и никогда не пригодятся, тем и прекрасны наши школы!
— Это традиция, Док, святое!.. — Поднял Фома палец. — У нас считается, что ты неудачно провел время, если помнишь все. Россия — родина забвения! Привыкай…
Он не успел сообщить, к чему надо привыкать,
— Вон там капсюлями балуются! — крикнул кто-то рядом с ними, показывая ОМОНу, где искать.
— Я чего-то не понимаю… — Доктор всматривался в толпу (Мини в полуобмороке пряталась за его спиной). — Вам что делать больше нечего?
— Вся страна в едином порыве, — объяснил Фома основную парадигму России последних веков.
— Они что на самом деле ничего не знают?
— А на хрена народу знать, если он всегда прав? — удивился Фомин. — Я, например, понял, что если хочешь быть всегда правым, стань частичкой народа — толпичкой!..
Он изобразил лицом толпичку…
— Не ошибешься!
— А я понял, что плохи дела у народа, если он так активен во внешней политике.
— Какая внешняя политика, Доктор? Это наши внутривенные дела — Балканы и рядом! Мы царя и страну на этом съели! Мы такое можем, чего сами не знаем!
Мимо них пронесли гранатомет. Толпа после инцидента гомонилась выкриками. Кто узнал закамуфлированную «муху» и понял, в чем дело, уносил ноги, но таких было немного.
— Это провокация! — кричал высокий мужской голос.
Кто-то так же громко предположил, что подкинули завинченный болт с серой. Все потрясенно смеялись. Фома же почему-то думал, что взрыв организовала Вера — вот похожа она была на экстремистку!
Пронесся слух, что вот-вот появится установка «град» — то-то будет весело!
— Да вон уже! — ахнул кто-то, опять увидев «муху» в окне остановившейся рядом машины.
Толпа шарахнулась в сторону, спецназ — навстречу, завизжала горящая резина колес, началось столпотворение, завыли сирены, потом кто-то закричал, что гранатомет не выстрелил, осечка.
— Промазал, дура! — поправили его.
— Где промазал?.. По посольству?! Ты хоть выстрел-то слышал?
— Он его в газете прочитал!
Народ, отходя от испуга, шутил:
— Точно! Ворвался на сайт посольства из «мортал комбат»!
Что-то снова кричал Жириновский. Ощущение от происходящего у всех было немного тревожное, истеричное, и лучший друг Индийского океана опять выражал общее настроение. Фоме тоже захотелось заорать что-нибудь дерзкое, разрушительное, он уже набрал побольше воздуха в грудь, но тут увидел Сазоныча, мирно, как пастух, шествующего во главе небольшой процессии, что сохранила строй в данной ситуации благодаря малочисленности и запаху. Смешиваться с ними не хотел никто.
Архангельский мужик выглядел так же странно и диковато здесь, на шумной городской улице, как и у себя в кабинете: все тот же бродяжка, заблудивший в столице, все те же всклокоченные грива и борода и корявая, но забавная неуклюжесть, что появляется в городской тесноте у жителя сельских просторов.