Страсти по Веласкесу
Шрифт:
– Вы кто такая? По какому праву тут слоняетесь и о жильцах выпрашиваете?
– Да что ты, Роза, в самом деле? Она женщину одну разыскивает. Фамилии не знает, только имя – Софья Августовна, – вступилась за меня одна из мамаш.
– Сама слышала. Не глухая, – огрызнулась Роза и снова принялась за меня:
– Зачем вам Софья Августовна?
– Дело у меня к ней.
Дворничиха еще больше помрачнела и неприязненно проворчала:
– Какие с ней могут быть дела? Стара она уже для дел.
– Так она живет здесь? – с надеждой спросила
Вопрос Роза проигнорировала.
– И расстраивать ее нельзя. Здоровье совсем некуда. Чуть поволнуется, так сразу сердце прихватывает.
– Я не собираюсь ее расстраивать. Просто хочу передать привет от старых друзей. Я недавно была в местах, где прошло детство Софьи Августовны. Думаю, ей будет приятно.
– Значит, вы не от этого отродья? – недоверчиво уточнила она.
– От кого?!
Ответа я снова не получила, вместо этого дворничиха аккуратно прислонила метлу к дереву и сердито приказала:
– За мной идите.
Боясь, что она передумает, я торопливо кивнула, всем своим видом выражая готовность немедленно следовать за ней.
Далеко идти не пришлось. Мы пересекли двор и оказались перед малозаметной дверью, ведущей в подвал.
– Здесь ждите, – сухо обронила Роза и скрылась за облупленной створкой.
Снаружи слышно было, как она громко крикнула от входа:
– Софья Августовна, к вам гости.
Этого оказалось достаточно, чтобы я, не раздумывая, вошла за ней следом. Мое вторжение очень рассердило Розу. Развернувшись, она напустилась на меня:
– Я же сказала – ждать за дверью! Кто вам позволил сюда заходить?
Думаю, она вышвырнула бы меня на улицу, но откуда-то из глубины вдруг послышался негромкий голос:
– Роза, в чем дело? Почему ты шумишь?
Дворничиха замерла и прислушалась.
– Роза, что случилось? – уже строго повторил голос, и несокрушимая Роза дрогнула.
Сердито погрозив мне пальцем, пошла на голос, не забыв при этом плотно задернуть за собой закрывающую дверной проем штору. Оказавшись в одиночестве, я нисколько не огорчилась: без угрюмого и подозрительного Розиного взгляда у меня было больше возможностей разглядеть все толком.
Сумрачная комната с небольшим оконцем под потолком производила тягостное впечатление. От вида сырых, в рыжих потеках, стен по телу проползли мурашки, и я вдруг почувствовала себя заживо замурованной в глухом каменном мешке и зябко поежилась. Захотелось оказаться на улице и вместо этого затхлого воздуха набрать в легкие привычной гари московских улиц. Хотя, возможно, виной всему было мое чересчур разгулявшееся воображение. Комната казалась жилой, все вокруг было чисто убрано, вот только при виде мебели даже у старьевщика случился бы удар на почве острой жалости к ее владельцам.
Неожиданно штора колыхнулась, и в образовавшуюся щель посунулась голова дворничихи.
– Проходите, – неприветливо буркнула она и снова скрылась.
Я не заставила повторять приглашение дважды. Оказавшись за шторой, поняла, что комната
Женщина сидела абсолютно неподвижно и могла бы показаться неживой, если бы не мерцающие агатовым блеском глаза.
– Вы ко мне? Я вас не знаю, – прошелестела она.
– Мы не знакомы, – кивнула я и выразительно посмотрела на топчущуюся у двери дворничиху.
Она жадно прислушивалась к разговору и, судя по упрямому выражению на лице, уходить не собиралась. Хозяйка перехватила мой взгляд, слабо шевельнула сухонькой кистью и попросила:
– Роза, оставь нас.
Дворничиха набычилась и хотела возразить, но в последний момент передумала и с неохотой подчинилась. Как только хлопнула входная дверь, Софья Августовна спросила:
– Так что у вас за дело ко мне?
В ее голосе мне послышалась некоторая напряженность, и, не желая попусту волновать ее, я поспешно пустилась в объяснения:
– Меня зовут Анна. Недавно я заезжала в Павловку по делам и от местных жителей узнала, что вы живете в Москве. Решила, что вам будет интересно узнать, как обстоят дела в вашем бывшем имении.
Конечно, мое объяснение было притянуто за уши, и любой, даже не самый подозрительный, человек засыпал бы меня вопросами, но не Софья Августовна. С аристократическим тактом она приняла его и мечтательно протянула:
– Павловка… когда-то я очень ее любила…
Синеватые старческие губы растянулись в улыбке, а лицо приобрело отстраненное выражение, будто она в своих мыслях вдруг улетела далеко-далеко в прошлое, куда посторонним ход был заказан. Я стояла посреди комнаты и смотрела на нее, боясь пошевелиться. А Софья Августовна вдруг тихонько засмеялась и сказала:
– Знаете, ведь мы с мамой ездили туда! Несмотря на запрещение. А в шестьдесят первом я навестила Павловку одна. Правда, долго мне там побыть не удалось. Уже через час местный милиционер каким-то образом узнал о моем появлении и явился с требованием немедленно покинуть вверенную ему территорию.
– Почему?!
Она насмешливо улыбнулась:
– Наверное, опасался, что я подниму бунт в отдельно взятой деревне.
Софья Августовна качнула головой, прогоняя неприятные воспоминания, и поинтересовалась:
– А дом… он еще стоит?
Я замялась, подыскивая слова, но она выручила меня и сама ответила на свой вопрос:
– Одни стены, наверное, остались. Или и стен уже тоже нет?
– Стены остались.
Она вздохнула:
– Неудивительно. Раньше ведь строили на совесть. А парк цел? Не вырубили?