Страстное заклинание

Гасс Линда

Клей, вздохнув, откинулся на спинку кожаного кресла. Шелби показалось, что во взгляде его мелькнуло облегчение. Она почувствовала, что Клей не так уж несчастлив оттого, что между ними наконец не стало секретов, которые наверняка были для него тяжелым бременем.

— В своем письме к дедушке Дезире пишет о «преступлениях сердца и кое-каких других». Она написала, что дедушка предал ее любовь, что если бы не он, она никогда не совершила бы проступков, воспоминания о которых преследуют ее всю жизнь. Но дальше Дезире пишет,

что поняла: каждый сам отвечает за то, во что превратил свою жизнь. И нельзя винить других или прошлое за то, что сделал. Она простила дедушку за то, что он сделал. И она простила себя.

Слова эти неожиданным образом потрясли Шелби. Она задумалась о том, как сложились бы их с Клеем отношения, если бы он сразу рассказал об упомянутых в письме преступлениях. Разве не стала бы она доверять ему меньше? Стала бы его любовницей, зная, что Форд Траск каким-то образом предал Дезире? Шелби не находила ответов на эти вопросы. Она знала только, что не может по-прежнему доверять Клею теперь, узнав, что он скрыл важную информацию.

— Ты должен был рассказать мне все это! — воскликнула Шелби.

— Я рассказал.

— Нет, — возражала Шелби, — ты пересказал мне только ту часть, где говорилось о прощении. И ничего не говорил о преступлениях, которые, возможно, совершили Форд и Дезире.

— Но ведь слова в письме были такие расплывчатые. Я не имел возможности узнать, являются ли «проступки», о которых упоминает Дезире, преступлениями. Ведь «преступления сердца» не всегда преступления в традиционном смысле.

— Напрасно их не считают преступлениями! — воскликнула Шелби. — То, что сделал твой дедушка с Дезире, достойно самого глубокого презрения. Но ты подозревал, что речь идет не только о «преступлениях сердца». Поэтому ты и забрался в мой дом, чтобы добыть их.

Клей немного напрягся, но, когда он заговорил, Шелби не услышала в его голосе сожаления:

— Ты поступила бы так же, чтобы защитить свою бабушку.

— Вот тут-то ты и не прав! Я бы рассказала тебе все, что знала. И мы бы вместе расследовали это дело. Тайны и ложь разрушили жизнь моей бабушки. Так разве могу я помочь себе, повторяя ее ошибки? — Шелби тяжело опустилась на диван. Она почти не спала сегодня ночью и от излишнего возбуждения быстро почувствовала усталость.

Клей же чувствовал себя совсем по-другому. В гневе он вскочил с кресла, на котором сидел.

— Я не верю этому ни на секунду! Ты не пересказала бы целиком содержания письма, если бы считала, что оно может повредить твоей семье! Знала, что то, ради чего они работали всю жизнь, добыто ценой…

Клей не мог произнести это слово, но Шелби закончила фразу за него:

— Преступления?

Клей отвел глаза.

Самый страшный кошмар Шелби становился явью.

— Я уверена: ты с самого начала знал, что в этих письмах, — грустно произнесла Шелби.

— Нет! Я мог только догадываться.

Шелби

кинула ему сумку. Удивившись, Клей тем не менее поймал ее, еще раз продемонстрировав быстроту реакции, которой так восхищалась Шелби, глядя, как он играет в теннис, и занимаясь с ним любовью. Клей присел на диван и заглянул внутрь сумки.

— Что ж, — сказала Шелби. — Теперь можешь убедиться в правильности своих догадок. Читай их, читай их и плачь. — Голос ее дрогнул. — Я не смогла вчера удержаться от слез.

Клей начал читать. Чтобы дело шло быстрее, Шелби говорила ему, какие из писем наиболее важные. По мере того, как Клей читал письмо за письмом, грусть сменялась на его лице выражением, напоминавшим ужас. Шелби окончательно запуталась. Она никак не могла решить, в чем именно и насколько солгал ей Клей.

Когда Клей закончил читать, Шелби заметила, как он сглотнул слюну, словно у него пересохло во рту.

— Я… я должен поговорить с дедушкой, — произнес Клей.

Шелби видела, что чтение писем было для Клея таким же мучением, как вчера для нее.

— Конечно, — тихо сказала Шелби, чувствуя, как гнев ее постепенно стихает, уступая место сочувствию. — Я нашла письма, которые он хотел получить. Он должен был понимать, что мы можем их прочесть. И теперь просто обязан поговорить с нами.

Шелби ждала, что Клей согласится с ее словами, но он ничего не сказал и даже не посмотрел на нее. Клей продолжал складывать и разворачивать последнее письмо. Его затянувшееся молчание встревожило Шелби. Клей снова что-то от нее скрывал. Она чувствовала это.

— Дедушка никогда не просил меня найти письма, — произнес наконец Клей.

Шелби решила, что плохо его расслышала.

— Что? — переспросила она.

— Я сказал… что мой дедушка никогда не просил меня добыть эти письма.

Теперь Шелби расслышала как следует, и это привело ее в полное замешательство.

— Но… но он же посылал за ними не только тебя, а еще и Мейпса.

Клей покачал головой.

— Меня он не посылал. Я решил добыть их, поскольку подозревал, что в этих письмах содержится информация, способная повредить моей семье. Да, дедушка действительно посылал за этими письмами Мейпса. Но я не знал об этом, пока не поговорил с ним тогда, в беседке.

Все это было настолько невыносимо, что Шелби чуть не сделалось дурно.

— Ведь ты с самого начала говорил мне, что Форд Траск хочет получить назад свои любовные письма.

Клей вздохнул, глаза его блестели, но Шелби никак не могла различить их выражение.

— Дедушка хотел совсем не этого. Он послал за письмами Мейпса именно потому, что боялся, как бы их не нашел я. Теперь я знаю почему. Он боялся, что содержание этих писем помешает мне любить его как прежде.

Вся дрожа, Шелби встала.

— Во всяком случае… это сильно изменило мое отношение к тебе, Клей.