Страстное заклинание
Шрифт:
В одну секунду Клей оказался рядом с Шелби и заключил ее в объятия. Шелби понимала, что должна оттолкнуть его, но ей было так нехорошо, что только сильные руки Клея помогали удержаться на ногах.
— Пожалуйста, не говори так! — попросил Клей. — Я и так очень жалею, что с самого начала не был с тобой откровенен. Глупо было не сказать тебе все сразу, но разве ты не понимаешь, что заставляло меня скрывать правду? На карту было поставлено благополучие моей семьи!
— Ты всегда думаешь только о своей семье! — сказала Шелби, только сейчас понимая до конца, что ее соперницей в борьбе за сердце Клея была вовсе
— Это неправда! — сказал Клей. — Но ведь когда мы встретились, я не знал, что полюблю тебя. В тот день, когда я наткнулся на тебя в конторе Брайана, ведь я же тогда не знал тебя по-настоящему.
— И ты предположил, что я захочу публично вывести твою семью на чистую воду, как я делала это с остальными богатыми семействами! — Гнев придал Шелби силы вырваться из рук Клея.
— Нет же, Шелби, ты должна выслушать меня! — умолял Клей, успев схватить ее за руку. — Я никогда не гордился тем, что мне пришлось сделать, но поставь себя на мое место! Мой дедушка заболел, отец пришел в отчаяние по поводу этих писем. Годами отец предупреждал меня, что в прошлом дедушки не все чисто, но я не желал его слушать. Мне не приходилось всего добиваться самому, начав с маленькой фермы. Мне не приходилось идти на компромисс с собственной совестью. Мне все преподнесли на блюдечке. И теперь настала моя очередь вернуть долг своим близким. Разве ты не понимаешь?
Глаза Клея молили Шелби верить ему. Несмотря на гнев и ярость, Шелби видела в этих глазах невыносимую боль. Она понимала, что Клей никогда не хотел обидеть ее. Но каждому человеку приходится хотя бы раз в жизни делать выбор, и Клей сделал свой выбор исходя из тех отношений, которые уже существовали в его жизни, а не из тех, которые могли бы стать частью его будущего.
— Клей, — начала Шелби. — Сейчас я скажу тебе, что я действительно поняла. Я вижу перед собой человека, который был настолько одержим идеей спасти свою семью, что пошел на компромисс с собственным сердцем. Думаю, я могла бы простить тебе ложь по поводу писем. Но ведь ты лгал мне о куда более важных вещах. Как же я могу доверять тебе после этого?
Клей крепко сжал ее руку.
— Ты должна верить в мои чувства к тебе. Об этом я никогда не лгал. Я люблю тебя!
— Нет, — тихо возразила Шелби.
— Это правда! Я люблю тебя!
Слова эти жгли сердце Шелби.
— Как ты можешь так говорить, — воскликнула она, выдергивая руку. Схватив письма, Шелби стала засовывать их обратно в сумку.
Клей встал так, что она вынуждена была взглянуть ему в лицо. От нахлынувших эмоций голос его стал хриплым, почти грубым.
— Я понимаю, что не имею права просить верить мне, после того как обманул тебя. Но я лгал только о том, что имело отношение к прошлому — о письмах, о Форде и Дезире. Я никогда, никогда не лгал тебе о том, что касается настоящего. Эти письма — прошлое, Шелби. А моя любовь к тебе — настоящее и, я надеюсь, будущее.
Все это звучало замечательно. Больше всего на свете Шелби хотелось сейчас поверить словам Клея. Но она не могла.
— Эти письма не прошлое, Клей. Мы оба знаем, что они успели стать частью настоящего.
Клей долго смотрел на нее, затем сказал:
— Я думаю, что после стольких лет сделку уже не смогут аннулировать.
— Но ведь ты не уверен, правда?
— Приняв за доказательство несколько любовных
— И все же ты не уверен, разве не так?
Клей взглянул на набитую письмами сумку.
— Нет.
— Тогда почему бы нам это не выяснить? Я знаю домашний телефон Брайана. Он сказал, что я могу звонить в любое время.
Клей помрачнел.
— И тебе, я вижу, очень хочется позвонить.
Дрожащими руками Шелби подняла трубку телефона, стоявшего тут же на журнальном столике, и набрала номер адвоката. По счастью, Брайан оказался дома. Он только что приступил к завтраку. Брайан выслушал без комментариев историю Шелби и подтвердил, что если факты изложены правильно, то фальсификация подписи одного из владельцев делает акт передачи недействительным. Конечно, письма были неважным доказательством, но в архивах суда должна быть копия договора, которую надо найти и сравнить с документами, подлинность подписи на которых не вызывает сомнений. Это будет серьезной уликой. Прежде чем повесить трубку, Брайан предостерег Шелби:
— Потребуется много денег, чтобы после стольких лет добиться справедливости. Ведь люди, которые скупили по частям эту землю, и те, кто перекупил ее у них, не захотят ничего менять. Траски — семья с большими связями, в том числе и в юридических кругах. Они будут бороться. Я не могу гарантировать, что дело кончится в нашу пользу.
Поблагодарив Брайана, Шелби повесила трубку.
— Акт передачи земли недействителен, — сказала она Клею.
Клей никак не отреагировал на ее слова. Он просто смотрел на Шелби и ждал, что будет дальше. Шелби прекрасно понимала, что дело вовсе не в фактах — ведь если она не возбудит дело, никакого скандала не будет. Но некоторые вещи невозможно забыть — и простить. Она должна отомстить за разбитое сердце Дезире. Принять любовь Клея и забыть о письмах означало предать Дезире и память обо всем, через что ей пришлось пройти. Шелби не могла этого сделать. Она была в долгу перед своей несчастной бабушкой, которая рискнула всем ради любви к Форду Траску и проиграла в этой игре.
А как насчет предательства Клея? Может ли Шелби простить его? Ведь этот человек все время лгал ей. Начиная с того момента в конторе Брайана Фиска, когда сказал, что покупка ее земли будет всего-навсего «благоразумным» приобретением — и потом, когда утверждал, что его дедушка просто хочет получить назад свои любовные письма. Клей с самого начала водил ее за нос. Итак, уже две женщины семейства Лэнгстафф пострадали от мужчин семейства Трасков. Это необходимо остановить.
— Увидимся в суде, — произнесла Шелби дрожащим от боли голосом.
Клей закрыл глаза и медленно опустил голову, словно она стала вдруг очень тяжелой. Шелби быстро схватила сумку с письмами и направилась к выходу. Хотя у нее были все основания поступить именно так, Шелби не могла спокойно видеть выражение боли и отчаяния на этом красивом лице, от которого еще вчера не могла отвести взгляд. Почему ей никак не удается возненавидеть Клея? Ведь он обманул ее, сделал из нее дуру и, что самое отвратительное, при этом продолжал утверждать, что любит.
Но какая-то часть Шелби продолжала любить Клея, и это пугало ее. Полюбить означало расслабиться, показать свои уязвимые стороны. И Шелби всегда боялась этого. Неужели она была права и с самого начала следовало быть осторожней?