Стратегия обмана. Политические хроники
Шрифт:
Как не удивительно, но тема метро гипогеянцев не волновала, видимо в XX веке по всему миру его стали строить принципиально иначе, чем в XIX веке в Лондоне.
— Старые дороги рушатся, а новые не возникают сами по себе, — говорил Людек. — Если вы негодуете, что мы пьем кровь, так как привыкли, то примите и наши слова негодования. Веками и тысячелетиями Гипогея жила своей жизнью и не пыталась изменить жизнь смертных. Так почему же вы посчитали, что вправе менять наш уклад? Это ли месть за ваших усопших во имя нашего блага?
— Нет, что вы, это совсем другое, — заверял его Джордж Сессил. — Просто
После соответствующего перевода от Алана Харриса Людек спросил:
— Что есть плохого в том, что люди будут жить, как и их предки жили сто лет назад?
— Многие уже просто не смогут.
— Почему?
Объяснить это было сложно и практически невозможно. Как растолковать вечноживущему кровопийце, веками живущему под землей, честно признавшемуся, что от цивилизации в их мире осталась только одежда, что смертные люди привыкли к удобствам технического прогресса, а регрессу пылко воспротивятся?
— Всякий человек способен привыкнуть ко многому, — заметил Гонтран, — и к иссушающей жаре и к сковывающему холоду. Иные, проведя во дворцах многие годы и попав в грязную хибару, привыкали жить и там. Для смертных нет ничего невозможного, потому как для них нет предела терпению и выносливости.
Спорить тут было бесполезно, благо Людек снова взял слово:
— Я поведал вам о наших невзгодах не потому что хотел получить сочувствие, а для того чтобы призвать смертных к совести. Пока наша страна будет разрушаться, мы будем считать, что смертные ведут с нами войну.
— Людек, мне безмерно жаль, что так происходит, — произнёс полковник. — Мы, все здесь присутствующие, прекрасно понимаем, что Гипогея это единой целое, и что опоясывает она весь мир. Но и вы должны понять, что над вами находится две сотни обособленных государств не всегда друг другу дружественные.
— Всегда меж народами были войны, но они воевали меж собой, а не с нами.
Далее опять посыпались упреки теперь уже за Вторую мировую войну, когда взрывами снарядов всех стран-участниц порушило немало гипогеянских подземных дорог.
— Людек, как мудрый вождь ты должен понять, что мы, Фортвудс, не представляем даже власть своей страны, а уж влиять на поступки других правителей и вовсе не можем.
— Ты — нет. Но мы слышали, что есть совет всех стран мира, где послы обмениваются жалобами и все вместе сообща разрешают конфликты и заканчивают войны. Этот совет должен узнать о наших скорбях и обязать страны смертных не чинить козни Гипогее.
— Но у Фортвудса нет представительства в ООН, — пораженно выдохнул глава агитотдела Флетчер.
— Постой, — сказал ему полковник и снова обратился к Людеку. — Организация Объединенных Наций действительно существует. Но она не может заставить страны прекратить буровые работы и прочее, что вас так возмущает. Даже если Фортвудс сможет добиться от властей нашей страны поднять в ООН вопрос о сохранности природных территорий, представители остальных стран
Трое альваров о чём-то тихо зашептались на непонятном языке, видимо устаревшем диалекте французского. После краткого совещания Людек произнёс:
— Тогда мы отправим в этот совет своего посла и заключим союз со странами смертных, чтобы и с мнением Гипогеи начали считаться.
— Но это же… — теряя дар речи, попытался ответить Джордж Сессил, — это же невозможно. Вы же не можете так просто заявить смертным о своем существовании. Зачем-то же вы веками скрываете его?
— Это так, — согласился Людек. — но теперь, когда Гипогея рушится, и жизнь под землей осложнена невиданными ранее силами, мы вынуждены просить защиты у смертных. Но если в наших невзгодах виноваты смертные, мы хотим просить их одуматься, если они делают это от незнания. Но если мы усмотрим в их помыслах злой умысел, то посчитаем это объявлением войны.
— Давайте не будем горячиться, — попытался призвать его Сессил. — Это ведь будет катастрофой в умах смертных людей. Они не привыкли думать, что рядом с ними живут качественно иные люди, тем более те, кто пьет только их кровь. Начнутся волнения и паника. Тем более ваш поступок отразится и на альварах поверхности. Вы не можете принять своё решение без их совета.
— Пусть один из них и скажет, что думает о том, чтобы перестать притворяться смертным в их мире и показать, кто он есть на самом деле.
Людек выразительно посмотрел на полковника. Тот ответил ему таким же внимательным взглядом:
— Я думаю, Людек, что ты не совсем с нами честен. Разрушения Гипогеи не могут быть настолько фатальными, как ты пытаешься нам это представить. Мир слишком огромен, чтобы все бурильные установки, ГЭС, и ядерные полигоны приходились точно на тоннели Гипогеи. Мне всегда казалось, что природные катаклизмы вроде землетрясений наносят ущерб вашим тоннелям намного больше. Потому что вулканы извергаются в сотнях мест испокон веков и каждый год, а области землетрясений распространяются на куда большие площади, чем локальная буровая установка, которая пробивает скважину от силы 3 метра в диаметре. Скажи, как веками гипогеянцы справлялись с обвалами тоннелей после землетрясений?
— У Гипогеи нет тоннелей близ таких опасных мест, где текучий огонь может прийти в любой ход.
— А вот данные Фортвудса говорят, что это совсем не так. В Новом Свете, как впрочем, и в старом, по ночам твоих соплеменников встречают по большей части в горах, и особенно вблизи вулканов, потухших, действующих, неважно. И знаешь почему? Я конечно не вулканолог, чтобы досконально знать механизм извержения раскаленной лавы, но благодаря достижению смертных пытливых умов от науки знаю, что после извержений под лавовыми полями из-за перепада температур частенько образуются протяженные тоннели. Наверное, по ним очень удобно ходить. Вот твои соплеменники и ходят вблизи от тех самых вулканов, что извергают текучий огонь и ничуть его не боятся.