Стратегия обмана. Трилогия
Шрифт:
– Не между нами. У неё проблемы с сестрой.
– Да ты никак стал семейным психологом?
Ицхак приблизился к Карле и попытался обнять её за плечи, но она отстранилась:
– Что же в утешение ты не стал обнимать её?
– С того, что меня не интересуют кареглазые брюнетки
– Да?- изобразила удивление Карла.
– С чего бы это?
– С того, что перевидал их за всю жизнь слишком много.
– Глаз замылился, да?
– с издевкой кинула Карла.
– Можно и так сказать.
И всё же он обнял её. Карла склонила голову ему на плечо, но тут же одернула и отстранилась.
–
– И уже давно, - согласился Сарваш.
– И всё из-за твоего дона Микеле, а может и из-за твоих ему советов.
В отличие от ревности, такое заявление действительно задевало за живое.
– Карла, скажи прямо, ты считаешь меня аферистом?
– Что?
– заморгала она.
– Я просто сказала, что из-за управления Синдоны с твоим, между прочим, участием, дела банка теперь обстоят хуже некуда. Правительство открыло нам неограниченный доступ к федеральным фондам. Нам готовы дать, сколько попросим, лишь бы не случилось второй Великой депрессии.
– Два миллиарда долларов, как я слышал.
– Да, - раздраженно кинула Карла.
– Мне интересно знать, куда Синдона дел те два миллиарда, что были в банке ранее?
Сарваш лишь развёл руками:
– Кто же его знает? Дон Микеле никогда не посвящал меня в свои гениальные комбинации.
– Что-то с трудом верится.
Сарваш вновь сменил привычную улыбку на серьёзную мину:
– Карла, если ты ещё не поняла, мне не нравится, когда меня обвиняют в финансовых преступлениях. И не потому, что за подобные вещи дают срок, а потому, что такие игры против моих принципов.
– Хорошо, - согласилась она, - допустим. Как же ты, такой честный и принципиальный, допустил, чтобы твой драгоценный работодатель разорил девятнадцатый банк страны?
– Лучше спроси об этом власти, потому как законы США запрещают владеть американским банком человеку, у которого есть финансовые интересы в другом государстве. А у Синдоны таких интересов хоть отбавляй - в Италии, Швейцарии, Западной Германии, да где их только нет. А ещё спроси правление этого банка, все двенадцать человек, как долго они закрывали глаза на его махинации с фондами, и сколько стоила их сговорчивость.
После краткого молчания она только тихо произнесла:
– Даже так?
– Карла, - он заглянул в её грустные и растерянные глаза, и попытался объяснить, - скоро банк лопнет, и правительство ему уже ничем не поможет. А все деньги, которые оно будет вливать, утекут в другие дутые предприятия Синдоны по всей Европе и ещё в ручонки правления банка. Финал известен, осталось его только дождаться.
– Не верю, - мотнула головой Карла, - не может всё кончиться именно так.
– Карла, я проработал с Синдоной пять лет и знаю его излюбленные приёмы. Все его несметное состояние всегда было таковым только на бумаге. Он спекулянт, игрок на бирже. Он только и делает, что проводит финансовые операции под вымышленными и чужими именами, подписывает слияние-разъединение компаний, которые реально ничего ему не приносят. Дон Микеле руководствуется оригинальным принципом - чтобы ограбить банк, он его вначале покупает. Он мошенник, он выкачал всё, что мог из Франклинского национального банка, и больше банк ему не интересен.
– Я проработала здесь двадцать один год, - только и сказала она, - почти половина моей жизни связана с этим банком, и ты так спокойно говоришь, что он прогорел и ничего уже не исправить?
– Не расстраивайся, найдешь другую работу.
Карла подняла голову и посмотрела на Сарваша с презрением:
– Что ты понимаешь? Вот так просто всё забыть и начать жизнь с начала? Мне сорок пять лет, мне пора ждать конца, а не начала.
– Только без трагедий...
– мягко произнёс Сарваш, но Карлу это только взбесило.
– Без трагедий?!
– вскочила она с места и, размахивая руками, продолжала выкрикивать.
– Это ты можешь без трагедий и нервотрепки переехать куда захочешь, устроиться на работу куда угодно и жить припеваючи! Потому что ты молод. А я уже старуха. А старуха никому не нужна.
– Мне нужна.
Это признание заставило её на миг замолчать. И всё же Карла не могла не ответить, но уже тихо, словно боясь собственных слов:
– Ты же годишься мне в сыновья. Ты не можешь любить старуху!
– А может я и сам старик, Карла. Ты об этом никогда не задумывалась?
– Что за чушь...
– отмахнулась она.
И Сарваш понял, Карла не и тех женщин, кому присуща интуиция и тому подобные способности чувствовать других людей. Его подлинную сущность она, видимо, так и не ощутила, не захотела разглядеть за телесной оболочкой вечного юноши древнего старика.
– Октябрь, - кинул он, направляясь к выходу.
– Что это значит?
– Всё закончится в октябре, числа пятого-десятого. Если хочешь, можешь начинать готовиться.
С этими словами он покинул её и отправился в юридический отдел. Получив от секретаря пакет документов, который отдавал на хранение пару месяцев назад, Сарваш положил его в дипломат и отправился на обеденный перерыв.
Да, он воспользовался самым наглым и беззастенчивым образом своим служебным положением, когда скопировал множество интересных документов, которых дон Микеле не хотел бы увидеть опубликованными, или, например, лежащими на столе у прокурора.
Но всему своё время, и Сарваш направился в Чайна-таун, к магазину, который исправно посещал последние лет восемьдесят. У входа на ступеньках сидел седой старик, он обратил внимания на Сарваша, когда тот прошел мимо, но даже не посмотрел в его сторону, когда тот присел рядом. Старик поглядывал на улицу, на снующих туда-сюда туристов и горожан. Молчание длилось слишком долго, прежде чем старик произнёс по-китайски:
– Ты приходил сюда, когда моя голова ещё не была бела. Ты приходил сюда, когда морщины ещё не покрыли моё лицо. Ты приходил сюда, когда я был молод, ты приходил к моему отцу, когда я был юн, ты приходил к моему деду, когда я был мал. И за все эти годы ничто не изменилось в твоем облике. Ты так же молод, как и семьдесят четыре года назад, когда я впервые увидел тебя.
– Ты прав, - согласился Сарваш, - я видел тебя ещё ребенком, когда твой дед открыл этот магазин.
– Он предупреждал меня, что однажды ты придешь ко мне и попросишь об услуге, и я не посмею тебе отказать, какой бы дикой она не была. Так с чем ты ко мне пришёл?