Стратегия. Логика войны и мира
Шрифт:
То, что делал Муссолини и весьма многие до него, делалось также и после него: Насер в Египте был его ближайшим подражателем, а Хрущев в годы «отставания (от США) в ракетной мощи» — даже еще более успешным практиком. Как мы знаем, с 1955-го по 1962 год предположительно огромная сила Советского Союза, сначала в бомбардировщиках, а затем в «атомных ракетах», состояла из небольшого числа бомбардировщиков и буквально горстки межконтинентальных баллистических ракет. Тщательно продуманные речи и впечатляющие образы советских достижений в исследовании космоса систематически использовались для того, чтобы возвеличить ядерные возможности СССР. Но именно так и обстоит дело с вооруженным увещеванием: когда объективную информацию заменяет масса впечатлений, тогда есть место для множества ошибок, а также и обмана.
Поскольку военная мощь может убедить или разубедить лишь в том случае, если считается, что ее применение возможно, великий предмет
Но лишь очень немногие страны показывают, что разжечь их воинственность легко, только для того, чтобы повысить свой потенциал вооруженного увещевания. Большинство из них сталкиваются с типичной дилеммой стратегии: чтобы избежать реального применения силы и при этом отстоять свои интересы, они для успеха увещевания должны поддерживать репутацию стран, склонных к насилию, — а это не та репутация, которой хотят обладать те, кто намеревается избежать войны. Внутренние политические императивы и побуждения, проистекающие из нестратегических чувств и представлений о самих себе, зачастую понижают потенциал вооруженного увещевания, что порой приводит к плачевным результатам. Обычный выход из этой ситуации — создать облик двуликого Януса, провозглашая как приверженность миру, которая исключает всякую агрессию, так и высокую готовность к войне в том случае, если на страну нападут. Вполне пригодная для стран, которым нужно охранять только самих себя, эта простая формула не годится для великих держав, которые должны делать нечто большее, нежели просто защищаться. Они вынуждены возвратиться к этой дилемме и, соответственно, сохранять декларативную позицию, тщательно сбалансированную между ободряюще мирным подходом и подходом, успокаивающим более мелких союзников именно потому, что он не является полностью миролюбивым.
Многосторонние союзы усложняют стремление избежать применения силы, получая нужные результаты посредством увещевания: ведь одни союзники помышляют об отделении именно потому, что испуганы чрезмерной воинственностью, тогда как другие находятся ровно в том же положении по прямо противоположной причине. В конечном счете, вследствие обычного парадокса именно те, кто, как считается, больше всех склонен применять силу, с наименьшей вероятностью применят ее. Таков секрет великих военных империй прошлого, широкомасштабные вторжения которых в земли других наций закончились бы постоянной войной на всех фронтах, если бы не готовность, с которой их желания удовлетворялись без всякой войны.
Открытые попытки использовать вооруженное увещевание, положительное или отрицательное, выдвигая свои требования — явление довольно редкое, но скрытое увещевание — вещь весьма обычная. В действительности увещевание, которое молчаливо обеспечивает восприятие вооруженной силы, сохраняет мировой порядок таким, каков он есть, — точно так же, как само существование судов и полицейских обеспечивает охрану частной собственности. Это постоянное молчаливое воздействие не только никем не направляется, но по большей части и не осознается. Существование вооруженных сил поддерживается для того, чтобы сохранить преемственность институций, для возможной в будущем войны, для внутренних репрессий или даже ради традиции, и лишь изредка — с осознанной целью увещевания.
Наличествует ли сознательное намерение или отсутствует, если речь идет о правительствах, которые предпочитают видеть в чужой военной силе поддержку, либо о тех, которые считают ее угрозой для себя и потому воздерживаются от враждебных действий, — в любом случае действует вооруженное увещевание. Поскольку оно представляет собою конфликтное явление, существование которого полностью проистекает из возможности войны, пусть даже самой невероятной, вооруженное увещевание обусловлено парадоксальной логикой. Как воинственные акции приводят к реакциям, запускающим в ход особую логику стратегии, так и вооруженное увещевание вызывает не только желаемые ответы, но и противоположные реакции, и не имеет никакого значения, вызвано ли оно непроизвольно той
Когда перестает действовать прямолинейная логика и включается парадоксальная, можно ожидать вполне закономерных результатов. С точки зрения статической, большее может оказаться меньшим и наоборот; часто случается, что не столь серьезная угроза вызывает ответное увещевание с большей силой потому, что она более правдоподобна. С другой стороны, в понятиях динамических мы снова встречаемся со схождением противоположностей, которое может достичь той точки, где оно становится полным взаимообращением. Чем успешнее попытка разубеждения, тем более вероятно, что она будет обойдена или даже встретится с прямым нападением агрессора, планы которого расстроились. Так, если бы Советский Союз не был настолько успешно разубежден, чтобы отказаться от намерения прямого применения силы в Восточной Европе в годы, непосредственно последовавшие за 1945-м, он не предавался бы подрывной деятельности в таких масштабах. И во время «холодной войны», если бы Советский Союз не был так успешно разубежден, чтобы отказаться от намерения напасть на Западную Европу, он не пустился бы в такое множество авантюр на Ближнем Востоке.
Говоря более обобщенно, мы уже видели, как ядерное разубеждение было обойдено в глобальных масштабах посредством всевозможных косвенных и скрытых форм агрессии, и тайных / политических, и квазивоенных (paramilitary), и бескровных, и весьма кровавых. Хотя Соединенные Штаты и Советский Союз были разубеждены наличием ядерного оружия, вследствие чего отказались от прямых военных действий друг против друга на всем протяжении «холодной войны», их враждебность находила себе отдушины в войнах, которые вели их союзники, клиенты и агенты. Поэтому оборотной стороной небывалого мира между великими державами стало преобладание и накал войн между державами малыми: в период «холодной войны» 1948–1991 годов произошло около 144 таких конфликтов. Во время «холодной войны» они перестали быть беспорядочными потасовками, в ходе которых сражались устаревшим оружием, и превратились в очень ожесточенные сражения, примером чему служат арабо-израильские войны после 1967 года, в которых все шире применялось высококачественное оружие. Иногда они принимали форму бесконечно длящихся бесконечно конфликты на истощение, как в Камбодже и в боевых действиях между Ираком и Ираном, занявших большую часть 1980-х годов. Таким образом, триумф разубеждения посредством ядерного оружия был парадоксальным образом очевиден в насилии, осуществлявшемся неядерными средствами.
Атака имперской Японии на флот США в Пёрл-Харборе 7 декабря 1941 года стала воплощением слияния успеха и провала увещевания. Если присутствие флота на этой передовой базе не было бы столь эффективным в достижении поставленной перед ним цели — разубедить японцев в намерения вторгнуться в британскую Малайю и в голландскую Ост-Индию, то сам он не подвергся бы атаке с целью обеспечить возможность этих вторжений [171] .
171
Еще одна причина неспособности предусмотреть атаку на флот заключалась в том, что сам ВМФ США оценивал свою мощь довольно пессимистически: «Я думал, что со стороны японцев было бы полной глупостью напасть на Соединенные Штаты в Пёрл-Харборе. Мы физически не могли повлиять на их контроль над теми водами, которые они хотели контролировать — независимо от того, были бы затоплены боевые корабли в Пёрл-Харборе или нет». Свидетельство капитана Винсента Р. Мёрфи (Murphy) в Конгрессе, приведенное в: Pearl Harbor Hearings («Слушания о Пёрл-Харборе»). Часть 26. Р. 207. Цит. по: Spector, Ronald H. Eagle against the Sun («Орёл против Солнца»), 1985. Р. 3.
Вполне понятно, что атака на Пёрл-Харбор оставила глубокий и неизгладимый след в американской стратегической культуре. И все же «уроком» Пёрл-Харбора не стало понимание того, что противников нельзя лишать выбора, фактически вынуждая вступить в войну, — как, несомненно, произошло с Японией вследствие торгового эмбарго от апреля 1941 года, которое, в сущности, перерезало пути поставки в нее нефти. Не было извлечено урока и из отказа Соединенных Штатов начать войну, чтобы противостоять завоеваниям Германии или Японии до 1941 года, даже несмотря на то, что последние подчинили соответственно большую часть континентальной Европы и изрядную территорию Китая. В конце концов, именно японский военный кабинет стал причиной решения Америки вступить в войну [172] .
172
Имеется в виду то, что именно японцы вовлекли США в войну — чего не удалось добиться, например, американской союзнице — Великобритании. — Прим. редактора.