Страж империи
Шрифт:
Я внимательно посмотрел на Ярина под новым углом. Высок, строен, изящен и красив. Очень умен – недаром теоретическая подготовка у него была на хорошем уровне. В какой-то мере «сбалансированный эталон девичьих грез», тем более что худшие отметки по физе в училище спецназа – это, как ни крути, по меркам гражданских великолепное физическое развитие.
– А с отцом девушки ты тоже танцевал? – насмешливо спросил я. – Иначе не вижу причины, по которой он станет выдавать тебе государственную тайну.
Он тяжело вздохнул, и его взгляд стал еще мрачнее.
– Такая причина есть. Его расчет, что я либо вылечу с позором через пару дней, либо каким-то чудом пройду обучение и погибну на зачистке.
Я присвистнул:
– Это
– Прямо – нет. Но он предлагал мне деньги, чтобы я исчез с горизонта его дочери. Много денег.
– Сложный же он выбрал способ от тебя избавиться.
– Моя девушка прекрасно знает, что ее отец очень-очень против наших отношений. А он знает, что если со мной случится что-то плохое при невыясненных обстоятельствах – это будет стоить ему дочери. В общем, так вышло, что Даринка была в курсе, над чем он работает. Когда у нас зашла беседа о новом подразделении, я посетовал, что набор объявлен очень неожиданно и у меня нет шансов успеть подготовиться. И тогда она предложила идею с допингом.
Я скрестил руки на груди: странная история.
– И на что ты надеялся, пускаясь на такую авантюру всего с одной дозой?
– Я надеялся, что мои слова о нехватке времени не вызовут подозрений, – печально усмехнулся Ярин. – Ну, она спрашивает, не думал ли я испытать свои силы, тем более что в случае успеха ее отец мог бы пересмотреть свою точку зрения на меня… А я отвечаю, что, мол, времени слишком мало, чтобы подтянуть форму, а конкурировать придется с лучшими из лучших… Ну, такая себе нейтральная фраза с истинным смыслом – «я не потяну» – между слов, но Даринка поняла ее буквально. Не учел тот момент, что я для нее – самый-самый. Она предложила смухлевать на отборе при помощи допинга, чтобы выиграть время, а у меня не осталось способа дать задний ход, не потеряв лицо. Ну а ее отец усмотрел в этом способ избавиться от меня – и согласился «помочь». Если я с треском вылечу – у него появится возможность открыть дочери глаза на то, что я неудачник и ей не пара. А если чудом пройду обучение – ну, тогда есть шанс, что меня сожрут или располовинят. Вслух это сказано не было, но я-то умею понимать между слов, тем более что он и не пытался скрыть неприязнь, когда давал мне препарат. Так что в итоге у меня не осталось иного выбора, кроме как прыгать выше головы. А секрет прогресса довольно прост: я вкладываюсь сильнее всех, поскольку у меня самая сильная мотивация. Для других это подготовка к борьбе – а я уже борюсь, и на кону стоит все, что мне дорого.
Я несколько секунд обдумывал услышанное.
– Забавно. Выходит, ты тут единственный курсант, попавший сюда невольно?
Ярин опять пожал плечами.
– Ну почему невольно. Сам ведь подал документы, на веревке никто не тащил. Другой вопрос, что потерять право на слова «я пас, с меня довольно» можно не только путем продажи себя государству. Бывают в жизни такие вот повороты.
– И не говори. Ладно, у меня вопросов больше нет, дуй обратно на тренировку.
После того, как Добровский ушел, я сидел и еще минут двадцать задумчиво созерцал ампулу. По всему выходит, что слишком крутой прогресс – на самом деле не совсем его заслуга. Правда, проверить неожиданно появившуюся у меня теорию можно только одним способом.
Я взял ампулу, отломал кончик и выпил содержимое.
Горькая, зараза.
На следующий день я позвонил агенту.
– В общем, дело такое. Я сегодня разделил дозу пополам и подсунул Добровскому и еще одному курсанту с наиболее близкими показателями. Контрольная группа, так сказать. Оба выдали незначительную, но заметную и почти идентичную прибавку к своим результатам. Выводы очевидны.
– Ну, по крайней мере очевидно, что сейчас он без допинга, – согласился эсбэшник. – Однако остается открытым вопрос, как курсант, пасший задних по физподготовке, внезапно
– Думаю, у меня есть ответ на этот вопрос. Вы накопали что-то по его кругу знакомств?
– Да, а что именно интересует?
– Кто его девушка?
Агент запнулся на секунду.
– Вот тут мы не преуспели. Нам мало что известно о его личной жизни, и это подозрительно.
– Я это и хотел услышать. Все сходится. У нас с Добровским была беседа по душам, и он признался, что встречается с девушкой, которая гораздо выше его по социальному положению. Долгое время об этом не знала даже семья девушки, оттого вы ничего и не накопали. Ее родня, естественно, против, и у Добровского единственный реальный шанс – пройти обучение, получить рыцарский ранг и прославиться. Оттого он и вкладывается сильнее всех. Его мотивация объясняет его прогресс, а если он прошел отбор нечестно, как-то ухитрившись обмануть комиссию – ну, так это даже плюс. Изворотливость и хитрость в нашем деле очень важны. Такие вот дела, агент.
– Это требует проверки. Если установим, кто его девушка – будем уверены, что он говорит правду.
– Угу. Как установите – сообщите.
– Разумеется. Всего доброго, и спасибо за информацию.
Как только он отключился, я набрал на внутреннем телефоне Скарлетт:
– Тут такое дело… Нужно найти одного дворянина.
– Кого именно? – деловито уточнила она.
– Про него известно, что он высокого положения человек и из весьма знатного Дома, имеет лабораторию, связанную с фармакологией, или просто важная шишка в этой отрасли, и у него есть дочь по имени Даринка. Сделать это надо в обход СБС.
– Хм… Попытаюсь. А зачем это?
– Я думаю, что он сможет помочь нашему делу.
На следующий день случились сразу два события.
Ранним утром пришла первая партия «потрошителей» – двадцать штук. Новенькие, со сладким запахом машинного масла и легким ароматом пороховой гари, значит, уже проверенные, а может, даже пристрелянные.
С ними привезли несколько ящиков «практических» боеприпасов, то бишь обычных патронов для крупнокалиберного пулемета, и небольшое количество специальных патронов, преимущественно осколочных и подкалиберных, а также документацию, причем к каждой винтовке прилагался не только ее собственный техпаспорт, но и техпаспорт ствола, включая стендовую мишень с технической кучностью.
Сами серийные «потрошители» с виду, как и говорил Потоцкий, были менее изящными, со множеством штампованных деталей, и оттого выглядели строже и угловатей. Как по мне, так даже лучше: все-таки винтовка – это оружие, а не произведение искусства.
По такому случаю я отменил занятия по физе и погнал курсантов вначале в лекционный зал, где познакомил их с новинкой, а оттуда в тир.
Как я и предполагал, поначалу дело пошло не гладко: «потрошитель» хоть и не «кишкодер», но его вес и отдача по сравнению с классическим пехотным оружием велики. Тем не менее, к концу учебных стрельб некоторые курсанты показали неплохой потенциал, а Гидеон Романский внезапно для всех показал великолепные навыки обращения с мощными винтовками.
Вначале он настрелял два магазина, привыкая к винтовке, а затем сменил свою мишень на чистую, вставил третий магазин и опустошил его быстрой серией, при этом все его пули легли в пределах грудной мишени с пятидесяти метров.
– Ничего себе, – присвистнул я, – Гидеон, да ты талантище…
Он пожал плечами:
– Да не то чтоб очень. Просто я с четырнадцати лет стрелял из отцовского штуцера… А с шестнадцати отец ужесточил мне норматив: чтобы получить карманные деньги на неделю, я должен был делать два точных выстрела с интервалом не более секунды, а мишень со временем становилась все меньше и начала двигаться… Поначалу казалось, что с такой конской отдачей не совладать, а потом стало получаться.