Стража последнего рубежа

Волков Сергей Юрьевич

— Костры из последних принесенных с собой сучьев мы жгли в расщелинах между камней, чтобы враг, даже если бы у него отросли крылья, даже если он сумел бы перелететь через пропасть, не смог заметить огненные отблески. Мы сторожились.

Ветер выл в скалах, бросал снег нам в лица, трепал одежду и волосы, жег холодом тела и холодил мысли. Ветер не был врагом, но и другом он не был тоже. Никому и никогда.

Черное небо без звезд вверху, черный мрак в ущельях, черные думы в головах и черный страх в сердцах. Мы собрались на последний совет племени. Племя! Три десятка

мужчин, едва ли сотня женщин, стариков и детей. Это все…

А ведь еще в начале весны наш вождь Гыр Железные Зубы водил в набеги на поселения, что раскинулись на берегу пролива, полторы сотни воинов, и горные орлы радостно клекотали, терзая тела Белокожих среди дымящихся руин их домов. Тогда наше племя вольно жило в предгорьях Рипейского хребта, тогда было весело, сытно и спокойно. А потом пришли другие Белокожие, и было их без счета…

Дружинники в длинных железных рубахах, скотоводы с той стороны гор, желтоволосые лесовики с опушек пущи — все ополчились на нас, и даже крестьяне из бывших имперских пределов выставили свое воинство. Они называли нас нелюдью. Они пришли убивать.

В первой же битве на каменистой равнине у подножия Кривой горы четыре с лишним десятка мужчин племени приняли смерть в бою и ушли к праотцам, сжимая в руках секиры и копья, а остальные побежали, бросая дома, скарб, бросая раненых, больных, слабых и старых. Демон горя распростер над нами свои крылья, и беда поселилась в душах. Беда — это когда нет надежды.

Потом были бесконечные стычки, яростные сшибки на узких горных тропах. Белокожие нагоняли нас, и мужчины вставали у них на пути заслоном, давая возможность слабым уйти подальше. Так ласка защищает свое потомство, отчаянно обороняясь от кошки, которая возжелала полакомиться ее детенышами. Ласка часто гибнет, но ее дети спасаются и выживают. Дети — это главное.

Поначалу казалось, что мы сможем спастись. Поначалу на смерть одного из наших приходилось три, а то и пять вражеских смертей. И хотя длинные белоперые стрелы Белокожих легко пробивали костяные нагрудники, а стальные мечи прорубали плетенные из прутьев горной ивы и обтянутые кожей пещерных ящеров щиты, искусные в бою среди скал, мы били Белокожих, отбрасывая их назад. Выли по убитым в домах на равнинах, в лесах и в городе над проливом женщины Белокожих. И эхом вторили им по ночам волки. А мы радовались, ибо знали, что наш Черный предок имеет обильную пищу и он доволен.

Потом пришла усталость. Пришел голод. Кончилась отрава для стрел и копий в каменных пузырьках-макальницах, что носил на поясе каждый мужчина. Нечем было заменить порубленные в лохмотья щиты. Негде было взять стрел взамен выпущенных во врагов. И некем стало заменить павших в битвах.

Пришлось отпустить орлов — у нас не было мяса, чтобы прокормить птиц, а мертвая плоть врагов оставалась живым. Наше племя уходило все глубже в каменные лабиринты Рипейских гор. Здесь можно было спрятаться, но трудно было жить, находить еду и укрывище. Трудно тем, кто просто странствует по горам, а тем, кого гонят, — попросту невозможно.

Белокожие висели у нас на хвосте, как собаки, загоняющие горного медведя.

Плохо быть дичью, и вдвойне плохо тому, кто сам охотник…

Но самое страшное свершилось, когда кто-то (будь проклято имя его в веках и имена потомков его на тридцать три колена после него!) указал Белокожим тропку через Синий перевал, тот самый, про который пели наши сказители: «Синий там камень и синий лед, и воздух меж скал, и небо над ним. И кости умерших покрыты синей, как лед и камни, как воздух и небо, синей, не человеческой кровью…»

Испокон веков не ходили мы на Синий перевал, считая, что там живет Демон-Убивающий-Взглядом. Шаманы говорили: «Кто глянет на него — окаменеет и превратится в синий камень, что устилает собой весь перевал».

Но Белокожих Демон-Убивающий-Взглядом не тронул. Видать, их набольшие смогли умилостивить его, откупившись богатой жертвой. Никто из наших того не видел, но Орыг, что был в ту ночь доглядным, слышал крики, полные ужаса, и видел отблески пламени над перевалом.

Он первым и заметил отряд Белокожих — дружинников с красными щитами и степняков с длинными луками, — пробирающийся по дну ущелья к пещерам, в которых укрылось на ночлег племя. Но заметить — это еще полдела.

Орыг сделал все как воин, как мужчина. Он трижды протрубил в рог древний призыв «Смерть пришла!», а потом с боевым кличем ринулся со скалы на копья и мечи белокожих, чтобы дать нам хоть каплю времени взять в руки оружие. И мы успели.

Видать, Черный предок встал в тот миг за спиной простого охотника. Держа секиру двумя руками, Орыг сокрушил стену щитов, врубился с рыком в ряды дружинников, убил троих, покалечил чуть не с десяток, и так велика была его ярость, так свиреп вид и так силен натиск, что Белокожие попятились в страхе и издали закидали охотника дротиками, копьями и стрелами. И шаман Хань сказал женщинам и детям, что уже стояли у выходов из пещер, готовые уходить в скальные дебри: «Смотрите, вот как умирают настоящие люди!»

Мы ушли, успели уйти… А мужчины приняли бой, и в том бою легли на камни почти все воины нашего племени. Белокожие надолго запомнят это безымянное ущелье у Синего перевала. Но и мы запомним тоже.

И вот, оторвавшись наконец от погони, мы собрались на последний совет. Все понимали — смерть подошла и встала за левым плечом каждого. Ее надо было или обмануть, или погибнуть.

…Шаман Хань тряхнул своим посохом, и костяные бубенчики глухо затрещали в ночи. Это означало — можно говорить, совет начался. И шаман сказал первым, отводя от холодного ветра изрезанное морщинами темное лицо:

— Мы можем спастись только так: оставшиеся воины встанут скалой на пути врага и женщины встанут рядом с ними. А я уведу детей, беременных женщин и кормящих матерей, а также и стариков со старухами в Бесконечные пещеры, что под Горами-Где-Гремят-Громы. До них всего день пути. Там мы спасемся, там мы выживем. Дети вырастут, женщины родят новых детей, старики и старухи отдадут им свои знания и мудрость, и племя будет жить. Я сказал!

Тогда встал старший воин, Красноглазый Пэла, и стукнул копьем о камень: