Стража последнего рубежа
Шрифт:
Длинноволосая Кэрас, мать двоих черноглазых пареньков, что сумрачно топтались поодаль, подошла к шаману и тронула его за плечо:
— Что нам делать дальше? Белокожие к вечеру будут здесь. Не сидеть же, словно птенцы в гнезде на скале, ожидая, когда снежный барс придет и сожрет всех. Надо прятаться, бежать, укрываться…
— Я думаю над пророчеством… — пробормотал шаман и повернулся к женщине: — Я не понимаю, что оно значит! Я — не понимаю… Видимо, горе помутило мой разум… Что значит: «Кто будет спать — тот спасется»? Как ты думаешь?
Он
— Все, все! Думайте, что значит пророчество! Кто будет спать — тот спасется! Спасется! Это наша единственная надежда! Ну?!
Люди ночи загомонили, словно очнувшись от оцепенения, в которое погрузились после ухода воинов. Кажется, вот оно — спасение, надо всего лишь разгадать пророчество! Всего лишь…
— Слышь-ка, Хань, — прошамкал беззубый старик Гырьез, лысый, словно горный утес. — Когда еще дед деда моего был жив, а я только-только выучился ходить, рассказывал он, что есть в здешних горах источник. Если зверь, или птица, или человек, скажем, попьет из него — вмиг все члены его точно каменные станут и заснет он, став словно мертвый. Но это не смерть, это такой особенный сон. И если потом положить спящего на лед, то пролежит он так вечно, и только тепло живого огня способно будет разбудить его.
— Ну и где тот источник искать? — с сомнением перебил старика шаман.
— Не части, торопыга! — сурово нахмурился Гырьез. — Когда я молодым был, ходили мы с Лейкой — помнишь, был такой высокий охотник? — в здешние края. Вот тут, на этой скале, и ночевали тогда, а утром спустились в ущелье, чтобы кабарожек у водопоя подстеречь.
— Постой-ка… — закатил глаза шаман. — Ты еще с той охоты один вернулся, а Лейка Длинный, сказывал ты, с обрыва упал и сломал шею.
— Не сломал он ничего, — улыбнулся Гырьез. — Лежит Лейка в пещерке небольшой, я его льдом да снегом обложил. Попил он, недовера, из источника. Попил — и уснул.
— Чего ж ты людям не рассказал про то? — поинтересовался шаман. — Чего ж не принес тело друга?
— То долгая песня… — набычился старый охотник. — Он, Лейка, жениться хотел на Умме. Ну, и я тоже…
— Вот, стало быть, как… — Хань покачал головой. — Хитер ты, Гырьез, хитер, как каменная куница.
— Дык я вот и говорю — может, про этот источник и говорится в пророчестве-то, а? — виновато пробормотал Гырьез и, пожав плечами, отполз в сторону, мол, я все сказал, а вы уж сами тут решайте…
Шаман посмотрел на обступивших его женщин и стариков:
— Ну, что скажете?
— Выпьем мы из того источника — и уснем. А кто разбудит потом? — покачала головой Арга, нестарая еще, крепкая женщина, прижимая к груди сопящего младенца. — А по-другому как спастись нам? Убьют Белокожие всех, никого не пощадят…
— Они нас и спящих перережут, им, собакам, это легко, — прошамкал седобородый Улл.
— А может, придумать чего? Я вот тут подумал… — встрял в разговор старших черноволосый Джит, сын погибшего Орыга.
— Цыц! Куда лезешь! — разом замахали на дерзкого старики и женщины,
— Говори!
…День спустя в становище Белокожих, потерявших было наш след, вернулись разведчики-следопыты. Сотник княжеской дружины доложил о них своему повелителю, поклонился и отошел, пропуская к сидящему у костра князю двоих закутанных в меха людей.
— Ну! — властно сказал князь, отбросив в сторону ветку, что строгал от безделья.
— Мы нашли их! — выдохнули следопыты разом и в доказательство выложили на камни у ног князя вороненые кинжалы, черные стрелы, кожаные пояса, резные детские игрушки, женские медные ожерелья и браслеты.
— Далеко? — Князь вскочил, размял затекшие ноги, потянул перевязь с мечом из кучи шкур, на которых сидел. — Биться там можно? Да не молчите же!
— Э-э-э… — в нерешительности протянул один следопыт, а второй махнул рукой и выпалил: — Мертвые они, владыка! Мужики ихние баб, стариков и ребятишек порезали всех и бросили валяться на корм зверью всякому, а сами ушли на восход. За горы, думаю, двинулись. Если поспешим мы — завтра их нагоним, там по самой кромке надо пробираться, они быстро идти не могут, стрелами снимем.
Князь хищно оскалился, вскинул рог в серебряной насечке и раскатисто протрубил общий сбор. Воины спешно оружались, хватали гориты со стрелами, вскидывали на плечи мешки с припасами, и уже через час воинство охотников за нелюдью под водительством князя ходко шло по курумнику, огибая величественный пик, вершину которого украшала снежная шапка.
— Вон там они все лежат, княже! — Следопыт указал рукой вниз, на подножие утеса. Князь, ухватившись за камень, свесился вниз, жадно вгляделся — на небольшой каменистой площадке у выбивающегося из скалы источника вповалку лежали темные тела. На одежде ярко алели пятна крови.
— Все мертвы, вы проверяли?
— Ага. Не дышат. И кровь всюду. — Следопыт шмыгнул простуженным носом. — Я старика одного ножом потыкал — мертвее не бывает.
— Собакам собачья смерть! — оскалился князь. — Вперед! Нас ждут еще живые враги!
…Шаман Хань пошевелился и открыл один глаз. Тихо. Никого. Никого, если не считать лежавших повсюду тел соплеменников, обильно политых кровью. Кровью из жил Морьи, самой старой женщины племени. «Я пожила уже, и пусть кровь моя даст жизнь детям нашим!» — просто сказала старуха и сама взрезала себе запястье костяным женским ножом.
Сын Орыга придумал все толково — женщины, дети, старики по одному пили из источника и засыпали, а шаман растаскивал неподвижные тела, рвал одежду и поливал кровью, делая так, словно бы людей убили. Белокожие должны были обмануться. Должны — и обманулись…
Те двое, что пришли проверить мертвых, все же сделали черное дело — ножами истыкали Гырьеза, проверяя, мертв он или нет. И старик умер, умер во сне, так и не пошевелившись. Дух справедливости сказал свое слово — за обман, который сотворил Гырьез много лет назад, поплатился он кровью.