Стража! Стража!
Шрифт:
Подобных историй миллион в этом обнаженном городе, подумал Бодряк. И почему я всегда обязан выслушивать подобные бредни?
— Когда они встречаются? — спросил он.
— По понедельникам, 7.30, вход десять пенсов. — сразу же сказал Двоеточие. — Что касается народных танцоров… что ж, там нет никаких вопросов. Знаете, вы всегда удивлялись, чем занимается на их вечерах капрал Валет в свои выходные?
Лицо Двоеточия расплылось в широкой ухмылке, как арбуз.
— Нет! — сказал Валет. — Валет?
— Да! — сказал Двоеточие, восхищаясь
— Что, прыгать с колокольчиками и размахивать — Он говорит, что это очень важно для сохранения старинных народных обычаев. — сказал Двоеточие.
— Валет? Мистер Укради-головки-от-сапог-из-трусов, ятолько-потрогал-дверную-ручку-а-оно-само-все-открылось?
— Да! Забавный старый мир, не так ли? Он очень из-за этого застенчивый.
— Бог мой. — сказал Бодряк.
Это должно было обнаружиться, даже если об этом никогда не рассказывать. — сказал Двоеточие. — Как бы то ни было, дворник рассказал, что Освещающие Братья всегда оставляли помещение в беспорядке. Царапины и пометки мелом на полу, сказал он. И они никогда не расставляли правильно стулья и не полоскали за собой чайник. Они встречались очень поздно, так он сказал. Рисовальщики обнаженных женщин встречались на прошлой неделе где-то в другом месте.
— Что вы сделали с нашим подозреваемым? — сказал Бодряк.
— С ним? Он задал стрекача, капитан. — сказал сержант, выглядя обескураженным.
— Почему? Он был совсем не похож на беглеца.
— Ну, когда мы вернулись сюда, то усадили его у камина и укутали, потому что он продолжал трястись. — сказал Двоеточие, пока Бодряк застегивал свои доспехи.
— Надеюсь, что вы не ели его пиццу.
— Эррол их слопал. Это все сыр, понимаете, он становится…
— Продолжайте.
— Ну. — неуклюже рассказывал Двоеточие. — он продолжал трястись и стонать, все о драконах и тому подобное. Мы чувствовали себя виноватыми перед ним, за сказанную правду. А затем он подпрыгивает и выбегает в дверь, вообще безо всякой причины.
Бодряк взглянул в большое, открытое, честное лицо сержанта.
— Без причины? — переспросил он.
— Ну, мы решили немного перекусить, а потому я послал Валета в булочную, ну, понимаете, мы поспорили, что заключенный должен что-нибудь скушать…
— Да? — сказал сбитый с толку Бодряк.
— А когда Валет спросил его, не желает ли он пожаренный фиггин, тот просто завизжал и выбежал прочь.
— Только это? — сказал Бодряк. — Вы никоим образом ему не угрожали?
— Провалиться на месте, капитан. Полная загадка, если вы меня спросите. Он все бормотал о некоем Верховном Великом Магистре.
— Гм-м. — Бодряк выглянул в окно. Тусклый свет, пробиваясь сквозь серый туман, со опозданием пролился на мир. Который час? — спросил он.
— Пять часов, сэр.
— Отлично. До наступления темноты…
Двоеточие кашлянул. — Утра, сэр. Уже наступило завтра.
— Вы позволили мне проспать весь день?
— Не хватило духу будить вас, сэр. Дракон не появлялся, если вы об этом думаете.
Бодряк посмотрел на него и толчком распахнул окно.
Туман свернулся, образовав медленный, с желтыми краями водопад.
— Мы убеждены, что он улетел. — донесся откуда-то сзади голос Двоеточия.
Бодряк уставился на тяжелые, клубящиеся облака.
— Надеюсь, что небо очистится для коронации. — Двоеточие продолжал, при этом сильно обеспокоившись. — С вами все в порядке, сэр?
Он не улетел, подумал Бодряк. Почему он должен улетать?
Мы не можем нанести ему вреда, а он громит все, что ему заблагорассудится. Он где-то там наверху.
— С вами все в порядке, сэр? — повторил Двоеточие.
Он должен скрываться где-то там высоко наверху, в тумане. Где-то на крышах башен и шпилей.
— Во сколько состоится коронация, сержант? — сказал он.
— В полдень, сэр. И мистер Обычный прислал записку, что вы обязаны присутствовать в своих лучших доспехах среди гражданских руководителей города, сэр.
— Он так написал?
— А сержант Кочка и отряд Дневного Дозора будут построены в почетный караул, сэр.
— С чем? — спросил Бодряк, вглядываясь в облака.
— Простите, сэр?
Бодряк приподнялся на носках, чтобы лучше разглядеть крышу. — Гм-м? — сказал он.
— Я сказал, что они будут построены в почетный караул, сэр. — сказал сержант Двоеточие.
— Он там наверху, сержант. — сказал Бодряк. — Я слышу его запах.
— Да, сэр. — послушно сказал Двоеточие.
— Необходимо решить, что делать дальше.
— Да, сэр?
— Они совсем не такие глупые, как думают. Они просто мыслят по-другому, в отличие от нас.
— Да, сэр.
— Так что черт со всякими почетными караулами. Я желаю, чтобы трое моих людей поднялись на крыши, ясно?
— Да, сэр… что?
— Вверх на крыши. Как можно выше. Как только эта тварь шевельнется, я хочу, чтобы мы первыми знали об этом.
Двоеточие пытался не высказать своего удивления выражением лица.
— Вы полагаете, что это удачная мысль, сэр? — предположил он.
Бодряк посмотрел мимо него. — Да, сержант, несомненно.
Именно так, как я сказал. — холодно сказал он. — А сейчас отправляйтесь и присмотрите за этим.
Когда он остался сам, Бодряк умылся и побрился в холодной воде, а затем долго рылся в своем походном сундучке, пока не отыскал церемониальный нагрудник и красный плащ.
Да-а, плащ был когда-то красным, впрочем он все еще был красным, здесь и там, хотя его с большим успехом можно было использовать как сеть для ловли бабочек. Там же находился шлем, вызывающе без перьев, тонкий слой позолоты, толщиной в молекулу, давным-давно облез.
Когда-то он начал копить на новый плащ. Но что случилось с деньгами?
В комнате дозорных никого не было. Эррол лежал среди обломков четвертого ящика для фруктов, который для него притащил Валет. Большая часть была уже съедена или переварена.