Стрелки Аустерлица

В красивой синей трофейной шинели, доставшейся мне от убитого французского полковника, я гарцевал на своем черном коне впереди отряда. Вдоль извилистой дороги, которая постепенно поднималась в гору, стоял заснеженный лес. С утра морозная погода сменилась оттепелью, отчего снег сделался липким и тяжелым, насыщенным влагой. Иногда ветви деревьев качались под порывами ветра, налетающими со стороны долины, стряхивая с себя снежный покров, комья которого падали в подлесок с шумом, распугивая ворон. И большие черные птицы взлетали, кружась в воздухе и противно каркая.

Кроме ветра и подтаявшего

снега, падающего с деревьев, тишину леса нарушали топот сотни наших лошадей, идущих шагом под вооруженными всадниками, и скрип деревянных колес обоза. Но все эти звуки время от времени перекрывали крики унтер-офицеров, передающих приказы вдоль каравана. Иногда какое-нибудь из тележных колес наскакивало на камень или попадало в дорожную рытвину. И солдатам приходилось спешиваться, чтобы выталкивать телегу вручную.

От этого скорость движения отряда превышала пешеходную совсем ненамного. За час удавалось преодолеть только 5 или 6 верст, не больше. И нам еще повезло, что дорогу не сильно завалило ночным снегопадом. Иначе было бы и вовсе не пройти. К нашему счастью, слой снега на дороге оказался небольшим, по щиколотку. И сейчас он таял, превращаясь в кашу. Но, каменистую дорогу все-таки сильно не развезло.

Ветер из долины, дующий нам в спины, пах сыростью. И этот запах напомнил мне что-то, пробудив воспоминания из того моего собственного прошлого, которое здесь пока далекое будущее. Мне почему-то снова отчетливо вспомнился тот роковой для меня день на Донбассе. Тогда намечалось наступление, и тоже дул сырой ветер. Накануне нам приказали выдвинуть наши тяжелые огнеметные системы на точку и ждать, но огонь не открывать до следующего распоряжения.

И мы выдвинулись. И мы ждали. Но приказа все не было, время начала наступления откладывалось, а технику рота уже развернула. Сделали мы, конечно, укрытия, как полагается: капониры и маскировку для «Тосочек». Да толку было мало. Промедление с ожиданием приказа привело к тому, что наши позиции противник обнаружил своими дронами и накрыл «Хаймерсами», отчего мое сознание отлетело и попало сюда, в 1805 год.

И вот теперь мне предстоит исследовать все аспекты этого удивительного переселения души на своей шкуре, то есть, на шкуре князя Андрея, которым я тут внезапно сделался. К счастью, багаж знаний из моего сознания не потерялся в процессе переселения в другое тело. Хоть и нет у меня ни ноутбука, ни смартфона, ни других полезных электронных устройств, но я многое умею и знаю сам по себе. К тому же, мне помогают и княжеские воспоминания, как и мышечная память княжеского тела, которые никуда не делись.

Для этого времени моих знаний и умений в сочетании с возможностями аристократа вполне достаточно, чтобы сильно подстегнуть научно-технический прогресс. Надо только создать определенные условия, например, открыть свое собственное промышленное предприятие, чтобы начать производить очень интересные вещи, совершенно невероятные для этого времени. И я обязательно создам их. Винтовки, револьверы, пулеметы, огнеметы, паровые машины и аэростаты — все это на очереди в моих грандиозных планах преобразования Отечества. Вот только, сначала нужно мне в Россию добраться. А путь впереди лежит длинный, непростой и опасный. Ведь по тылам неприятеля идем…

Я не слишком доверял сведениям, полученным от пленного капитана Годэна. Например, он ничего не сказал о присутствии команды французских заготовителей дров в паре

десятков верст от замка Гельф. Да и оперативная карта, найденная в бумагах погибшего французского полковника Ришара, не отражала текущего положения. На ней были отмечены лишь перемещения наполеоновских войск в момент сражения при Аустерлице.

А это означало, что карта покойного полковника безнадежно устарела. Ведь после той битвы прошло уже больше двух недель. И французские войска все это время продолжали движение. Следовательно, нас вполне могли подстерегать в дороге и другие неприятные сюрпризы. А сталкиваться нос к носу со значительными силами неприятеля мне совсем не хотелось. Не те у нас имелись ресурсы, чтобы вести бои с превосходящими силами противника.

Наша сводная рота наполовину состояла из стрелков Семеновского полка, которых поручик Дорохов вывел из-под разгрома возле плотины Аугеста. Еще четверть роты составили моравские добровольцы, дезертиры из армии Австрии, которые присоединились к отряду Дорохова еще до взятия Гельфа. А вчера на вырубках мы освободили из плена и присоединили к отряду остатки эскадрона Санкт-Петербургского драгунского полка.

Несмотря на такую «разношерстность», вчерашний бой с элитными французскими гусарами за лагерь лесозаготовителей показал, что эффективное взаимодействие столь разных подразделений очень даже возможно. Когда гусары наскочили на нас, каждый боец сводной роты делал все возможное, чтобы отразить неприятеля. А драгуны, только что освобожденные из плена, и вовсе показали настоящий героизм, храбро атаковав неприятеля. Именно благодаря слаженным действиям мы и победили.

В результате победы мы захватили много трофейных лошадей. И весь отряд теперь перемещался верхом. Но, какие из пехотинцев кавалеристы? Ехать на лошадях неторопливым шагом они, конечно, способны. А вот вести бой верхом совсем не обучены. И потому только взвод драгун, которым командовал вахмистр Кирилл Ширяев, да отделение Степана Коротаева из Конного полка лейб-гвардии можно было назвать настоящей кавалерией, особенно теперь, когда они обзавелись отличными боевыми конями, захваченными у французских гусар.

Впрочем, отделение наших разведчиков во главе с поручиком Дороховым тоже вполне можно причислить к кавалеристам. Что они и подтвердили в недавнем сражении с французскими гусарами. И все равно, настоящей конницы у нас слишком мало. Даже половины эскадрона не набирается. Пехоты, посаженной на лошадей, немного побольше, но все равно наших сил явно недостаточно для противодействия какому-нибудь французскому полку.

Если такой на нашем пути попадется, то мы обречены на разгром. Ведь мы не располагаем артиллерией. А в любом неприятельском полку артиллерия, разумеется, есть. Хотя пушек на каждый полк, если только он не специализированный артиллерийский, имеется у французов и немного. Обычно, пехотным полкам в армии Наполеона придают всего пару средних 6-фунтовых и несколько легких 4-фунтовых орудий.

Разумеется, это всего лишь примитивные пушки, отлитые из бронзы и заряжаемые со стороны дула, закрепленные на деревянных лафетах с деревянными колесами. Тем не менее, это вполне грозное оружие, которое способно бить чугунными ядрами на пару верст. А прицельно такие пушечки стрелять могут, примерно, на одну версту. Картечь же летит из них на половину версты, сметая и кавалерию, и пехотинцев. Не даром говорят, что артиллеристы — это боги войны. И противостоять богам, разумеется, очень трудно.