Стрелки Аустерлица
Шрифт:
Впереди небольшая долина расходилась между гор на четыре направления. И сплошной густой лес, стоящий по обе стороны от дороги, постепенно редел, переходя в отдельные перелески за версту до деревни, расположенной на перекрестке дорог. А на половину версты перед деревней раскинулись поля. Там дальше место шло совсем открытое. И спрятаться на таком открытом пространстве всадникам было невозможно.
Потому разведчики Дорохова и заметили первыми французов издалека, из-за деревьев, когда те спешились возле колодца на деревенской окраине перед полем. Но, сами разведчики на открытое место не выходили. Спешившись в перелеске, спрятавшись на фоне леса и укрываясь за елками, они наблюдали за местностью, терпеливо дожидаясь возвращения своего командира. И, разумеется, все они обрадовались
— Тише, братцы! Где французы? — первым делом проговорил поручик.
— Ваше благородие, нетути их. Уехали-с, — ответил подпрапорщик Василий Вересаев, которого Дорохов оставил с разведкой за главного.
— Как уехали? — не поверил поручик.
— Сели на коней и ускакали вон по той дороге, — показал подпрапорщик пальцем направление.
— И давно французы ускакали? — спросил поручик.
— Скрылись с глаз через четверть часа, примерно-с, как вы поехали назад, ваше благородие. Точнее не скажу, у меня часов нету-с, по солнцу время определяю-с, — доложил Вересаев.
Достав из кармашка трофейной французской офицерской шинели дорогой «Брегет» на золотой цепочке, которым Дорохов вчера разжился от одного из убитых им гусаров, поручик взглянул на циферблат часов, убедившись, что отлучался на сорок пять минут. «Значит, тех французских всадников пытаться догонять уже бесполезно. Слишком они уже далеко ускакали. И это означает, что теперь я не выполню приказ князя взять пленного для допроса. Вот черт!», — подумал поручик. Затем, вспомнив, что оставил Вересаеву для наблюдения свою подзорную трубу, тоже трофейную, спросил:
— А что заметили в деревне?
— Там все тихо, ваше благородие. Французов не видно. Крестьяне ходють, — сообщил подпрапорщик.
Забрав подзорную трубу у Вересаева и наведя ее на крестьянские дома, Дорохов внимательно рассматривал заснеженные крыши и дым, струящийся в зимнее небо из труб. Выделялась только небольшая каменная церковь с католическим крестом наверху и еще одно из строений, которое было гораздо крупнее других. Этот двухэтажный длинный дом явно имел какое-то особое значение. Похоже, там размещалось что-то вроде гостиницы. Кроме этого ничего интересного высмотреть не удалось. Всюду глаз упирался в невысокие заборчики, узкие улочки, амбары и загоны для скота. И нигде не виднелось ни малейших намеков на присутствие неприятеля.
— Тогда сейчас поедем туда и все разведаем на месте, — решился поручик. И тут же распорядился:
— Коротаев, оставайся здесь в засаде со своими. Если выстрелы услышите, тогда спешите ко мне на помощь. А так сидите здесь тихо. Остальные, за мной!
Дорохов собирался лично убедиться, свободен ли путь через деревню после того, как французы оттуда ускакали. Поручик не хотел подвести князя Андрея и весь отряд.
Глава 4
Как только Дорохов вновь ускакал в сторону деревни вместе с подкреплением, проехавшись вдоль всего нашего каравана и убедившись, что все в отряде нормально, я слез с лошади возле лесного ручейка. Поскольку своего денщика я произвел в унтеры, а нового еще не назначил, то никто и не спешил помочь мне. И все приходилось делать самому. Хорошо еще, что коня чистить не пришлось. В отряде для этого имелись конюхи, которые на привале и занимались тем, что чистили лошадей, стреноживали их, чтобы не разбежались, и кормили из тех запасов овса, которые мы везли с собой в обозе. Были среди солдат и походные кузнецы, которые ловко управлялись со сменой лошадиных подков, если таковая процедура требовалась. Как выяснилось, у драгун даже имелся свой коновал, лошадиный лекарь, сродни ветеринару, который поднаторел в лечении животных.
Пока конюхи занялись своими обязанностями, остальные бойцы из тех, что не были назначены унтерами в караулы, разжигали костры и таскали к ним дрова от фургонов. Ведь мы прихватили те фургоны с дровами, которые имелись у французов на вырубке. Зато не нужно было терять время, собирая для костров валежник, чтобы согреться и подкрепиться
Среди солдат-семеновцев выискался даже отличный повар. И на привале он сразу же начал готовить суп в большом медном походном котле, имеющем раскладную железную подставку-треножник, благодаря которой котел возвышался над костром. Этот полезный дорожный прибор был прихвачен нами из трофеев, взятых у французских фуражиров в замке Гельф, как и многое другое, что сейчас очень пригождалось в дороге.
Например, очень пригодились фуражирские палатки, которые были теперь расставлены для беженок, то есть, для баронессы Иржины фон Шварценберг и ее родственниц. Женщины расположились подальше от дороги в распадке, свободном от леса. Там слуги быстро разожгли для благородных дам костер между берегом ручья и стеной деревьев, которая в этом месте расступалась на несколько десятков шагов. Русло ручья промыло здесь за долгие годы нечто вроде маленькой и вполне уютной долинки.
В отсутствие Степана Коротаева, которого я назначил главным телохранителем беженок, мне самому пришлось взять на себя подобную роль, распорядившись расставить с этой стороны лагеря дополнительные караулы на случай, если неприятель внезапно покажется из леса. Хотя такая вероятность и стремилась к нулю. Но, кроме каких-нибудь разбойников или французов, отставших, допустим, от своих войск, в лесу могли водиться хищные звери: волки или медведи. Впрочем, если таковые и водились, то выходили на охоту ближе к ночи. Сейчас же время еще не подобралось даже к полудню.
Тем не менее, дополнительные посты лишними не будут. На всякий случай. Лучше перебдеть, чем недобдеть, как говорила моя бабушка. И я старался следовать этому нехитрому правилу. Закончив давать распоряжения по поводу обустройства временного лагеря, я поймал себя на том, что меня снова тянуло к Иржине, словно магнитом. Впрочем, я не собирался сейчас встревать в женские разговоры. Но и отходить далеко от женщин не собирался, оставаясь на не слишком большом расстоянии от их костра.
Соблюдая приличия, я стоял поодаль и, глядя на быструю воду, бегущую в ручье, достаточно полноводном в эту оттепель от таяния снега, слушал обрывки разговоров, доносящихся от импровизированного женского становища. Насколько я мог понять, тетя Радомила, сидя у костра на деревянной скамейке, принесенной слугами из фургона, высказывала Иржине озабоченность по поводу состояния своей поясницы, которая у нее начала ныть из-за постоянной тряски в фургоне. И Эльшбета с дочками поддерживали пожилую женщину. Поскольку разговаривали они между собой на французском, как истинные аристократки, я различал каждое слово.
— Что же я могу поделать? Не идти же вам пешком в таком случае, дорогая тетя? — донесся до меня приятный голос Иржины.
— Так распорядись, чтобы солдаты сделали носилки и понесли меня! — воскликнула тетя Радомила старческим надтреснутым фальцетом.
— Разве я имею какое-то право распоряжаться этими солдатами? — проговорила Иржина.
— Я думаю, что ты вполне можешь попросить об этом князя Андрея. Он тебе не откажет, — сказала Эльшбета.
К моему удивлению, Иржина не стала препираться. Она решительно поднялась от костра и грациозной походкой дикой кошки быстро свела на нет расстояние, разделяющее нас.
— Любезный князь, можно вас на пару слов? — спросила она своим томным обволакивающим тоном, одновременно многообещающе стрельнув в мою сторону глазами.
— Разумеется, баронесса, — кивнул я.
Капюшон ее шубки был откинут с головы, и блики от лучей зимнего солнца играли на роскошных золотистых локонах. Иржина улыбалась мне своей загадочной улыбкой, такой манящей… Молодая вдова была в этот момент так прекрасна, что мне хотелось немедленно обнять ее и целовать, забыв обо всем… Но, я хорошо понимал, что нахожусь на виду у своих бойцов, да и у ее родственниц. И потому я держал себя в руках, не позволяя себе ничего лишнего. Она, впрочем, тоже оставалась в рамках приличий, лишь едва коснувшись моей руки своими нежными пальчиками и проговорив: