Стрелки Аустерлица
Шрифт:
Рассматривая распухшую и почерневшую ногу Василия, я понимал, что сделать что-либо для спасения конечности молодого человека в наших условиях просто невозможно. При подобных непростых огнестрельных ранениях, если пуля дробит кость, то и в двадцать первом веке требуется весьма серьезное и длительное лечение. И, чтобы попытаться спасти конечность, необходимо скорейшее вмешательство опытных специалистов травматологов и хирургов со всем арсеналом медикаментозных средств и сложного медицинского оборудования стационарного госпиталя. У нас же ничего из этого не имелось. Да и что могут сделать два недоучившихся медика, имея лишь набор медицинских инструментов 1805 года? Только ампутировать. И альтернативы ампутации просто нет. Вернее, альтернативой будет скорая смерть Жиркова,
Надо было принимать трудное решение. И я сказал Владу:
— Готовьте его к операции. Прокипятите инструменты и перевязочный материал. Будем ампутировать.
Я же начал переодеваться в наряд мясника, сняв мундир и напялив на себя длинный кожаный фартук и кожаные нарукавники, а волосы на голове завязав платком на манер банданы. Потом я тщательно вымыл руки с мылом, прикидывая в уме, что дело предстоит весьма непростое. Пока нам с Владом, можно сказать, везло, что подобные операции во время похода делать приходилось всего пару раз. Могли мы с фельдшером, понятно, совсем немногое.
В основном, наша медпомощь раненым до сих пор сводилась к тому, что мы извлекали пули, застрявшие в тканях организма, чистили и зашивали раны. Но, те несколько тяжелых, которые получили ранения в грудь и в живот, умерли у нас по дороге. Сложные полостные операции мы с Владом банально не умели делать. Потому даже и не пытались, чтобы не навредить раненым еще больше.
Ведь любая операция представляет собой тоже травмирующее действие, фактически нанесение организму новой раны. И, в случае полостной операции, раны весьма серьезной. Впрочем, насколько я знал, здесь и многие именитые хирурги еще не практиковали подобные сложные методы вмешательства в организм. Даже аппендицит решались удалять лишь считанные единицы, хотя метод был известен с 1735 года. Да и вообще, здесь большинство военных хирургов пока что учились и набирались практического опыта не у профессоров в мединститутах, а у полковых цирюльников, как тот же Ларрей, который оперировал меня после ранения.
Но, такие самородки, вроде Ларрея или того хирурга Массо, который оперировал Кутузова, здесь пока исключение. В целом же, к 1805 году положение с медициной оставалось на весьма примитивном уровне. Хотя во время сражений ампутации приходилось делать постоянно, все равно любая подобная операция в здешних условиях была для хирургов задачей всегда очень ответственной и серьезной, на пределе медицинских умений эпохи. А уж тем более для нас с Владом, поскольку надо действовать очень четко, стараясь выполнить все манипуляции таким образом, чтобы пациент не умер от кровопотери и болевого шока. И, конечно, необходимо не допустить заражения. А еще и культю нужно сформировать правильно, чтобы не возникло осложнений, и человек мог потом носить протез. И я каждый раз перед подобным действом лихорадочно вспоминал все, что слышал по теме в медицинском колледже и читал в специальной литературе.
Здесь не было даже элементарной хлопковой ваты. Вместо этого кровоостанавливающие тампоны делались из корпии, то есть из обычной ткани старых тряпок, распущенной на нитки вручную и скатанной в комки. И я заставлял Влада кипятить эти комки ради стерилизации, прекрасно представляя себе, сколько микробов живет на них. Хорошо еще, что у Влада имелись необходимые инструменты. И сейчас, прокипятив весь набор, он аккуратно раскладывал их на прокипяченной стерильной холстине.
Когда Жиркова наши санитары перекладывали на походный операционный стол, представлявший собой обычные козлы, накрытые широкой доской и сверху застеленные влажной прокипяченной простыней, Василий проснулся. Приподняв голову и посмотрев на свою ногу, а также на нас с Владом в наряде мясников и на наши инструменты, подготовленные к операции, среди которых выделялась грозным видом пила для костей, он забеспокоился, пробормотав пьяным голосом:
— Это что же получается? Вы что, мясники, ногу мне хотите отпилить? И как я буду дальше жить без ноги?
Чтобы облегчить страдания молодого корнета, я приказал поднести ему еще бренди, после чего его уложили и зафиксировали
Глава 13
Пока командир отряда возился с ногой корнета Жиркова, поручик Федор Дорохов проверял посты. По приказу командира отряда костры снаружи каменоломни были зажжены только внутри развалин старинных построек, стоящих возле входа под холм, где достаточно высокие стены каменных амбаров, в которых, наверное, когда-то хранили руду, добытую из рудника, перед транспортировкой к местам переработки, надежно скрывали пламя от посторонних глаз. А дым в темное время суток был и вовсе невидим. Солдатам же, стоящим в караулах, строго запрещалось разводить огонь, чтобы враги издалека не заметили. Конечно, вечером сделалось ветрено и промозгло, но караулы установили короткие, со сменой каждый час. К тому же, каждому бойцу выдали по дополнительной шинели, в которую можно было закутаться поверх основной.
Ротмистр очень беспокоился, чтобы солдаты не простудились. Внизу возле телег, перегородивших на ночь дорогу к западу и к востоку от лагеря, никаких нарушений поручик Дорохов не обнаружил. Солдаты несли караульную службу, следуя приказаниям ротмистра. Они стояли в дозоре, не зажигая огня, лишь всматриваясь в темноту и прислушиваясь. В лагере соблюдалась «светомаскировка», как назвал ее ротмистр князь Андрей.
Вообще-то, как заметил Дорохов, князь Андрей любил всякие такие словечки, вроде этой «светомаскировки», не слишком понятные, но обозначающие, при этом, самую суть вещей и явлений. Впрочем, чему тут удивляться? При главных штабах всегда ошивается какое-то число умников, придумывающих разные термины, непонятные большинству. Ведь на то они и главные штабы, чтобы вырабатывать хитрые планы разгрома противника. И умники там, конечно, необходимы. Вот и князь Андрей, определенно, один из таких умников. Дорохов вполне верил словам князя Андрея о том, что перед битвой у Аустерлица в штабе Кутузова выработали совсем иной план генерального сражения с французами, который принес бы победу русскому оружию, но государь Александр почему-то предпочел следовать плану, подсунутому штабом австрийцев. И это стало причиной поражения.
Как бы там ни было, а более умного и предусмотрительного штабного офицера, чем Андрей Волконский, наделенного, к тому же, практической боевой смекалкой, Дорохов до этого не встречал. Такую ловушку, которую подготовил ротмистр для французских гусар на вырубках, далеко не каждый офицер мог бы придумать. Другой бы просто приказал бесстрашно выйти навстречу кавалерии в чистое поле и держать строй каре в надежде на то, что вражеские лошади напорются, атакуя, на выставленные штыки пехотинцев. Вот только, подобное построение отнюдь не гарантировало пехоту от разгрома.
Дорохов хорошо знал, видел в сражениях своими глазами, что лошади, разогнанные в галоп, просто не были способны быстро отворачивать в стороны, а потому летели всей массой на пехотинцев, не взирая на выставленные штыки. Даже будучи уже смертельно ранеными пулями на скаку, многие вражеские лошади не останавливались сразу, а продолжали движение вперед еще какое-то время, пробивая своими большими тяжелыми телами бреши в рядах пехотного каре. К тому же, французские кавалеристы наловчились кидать на скаку на штыки пехотинцев плащи, чтобы заставить пехоту в каре замешкаться. А если еще учесть, что вражеских кавалеристов тогда у вырубок было больше, то, скорее всего, проиграла бы пехота. И князь Андрей, предвидя подобное развитие событий, пошел на хитрость.