Стрелы Перуна
Шрифт:
— Говори, женщина! — приказал кендар-каган. Альгуль зыркнула огромными глазами на одного, на другого близнеца, соображая что-то про себя, потом ответила:
— О-о, Венец Справедливости! Я не знаю.
Толпа поперхнулась на мгновение и разразилась таким оглушающим хохотом, что с купола ближайшей мечети в разные стороны ринулись стаи ошарашенных голубей. Даже невозмутимые тургуды, окружавшие трон, все сразу, как по команде, беззвучно оскалили зубы.
— Отойди в сторону, глупая женщина! — прогремел верховный судья.
— Не такая уж
Толпа вновь разразилась смехом и шутками.
— Хочет сразу двух коров доить!
— Что-то не похожи они на коров! А с быков молока не выдоишь!
— С быков больше получишь! Они золотым молоком доятся...
— Кхм! — раздалось сверху, и на площади сразу воцарилась настороженная тишина.
— Боги сказали мне правду, — заговорил кендар-каган. — Я мог бы тотчас назвать обманщика! Но я хочу, чтобы все видели и знали волю богов... Пойдите и принесите на суд кость из груди почившего Анвара Ибн-Хафиза...
Толпа зароптала: тревожить покойника запрещают все веры, и святотатства не имеет права разрешить даже великий каган Шад-Хазар Наран-Итиль!
— Так велели все боги, которым поклоняются хазары! — прогремело с трона справедливости.
Толпа сразу успокоилась: раз боги велели, ничего не поделаешь.
— Великая справедливость ждет! — сказал кендар-каган. — И пусть прах почтенного Анвара Ибн-Хафиза будет потревожен в присутствии девяти свидетелей и всех судей. Народ должен знать: здесь вершится суд, беспристрастнее которого нет во всей вселенной!
Судьи и свидетели ушли. Истцы понуро стояли на коленях. Альгуль смотрела на них и весело улыбалась. Проказница думала, что как бы ни обернулось дело, она-то уж внакладе не останется. Неправду сказала блудница: отлично знала Альгуль, кто есть кто на этом суде. Кендар-каган, скосив глаза, пристально наблюдал за луноокой гурией.
— Што ж он делать хочет, коль за костьми послал? — спросил Летко Махмуда.
— Я в недоумении. Подождем. Узнаем скоро... Мансур! — позвал он своего слугу. — Дай нам по пиале кумыса.
Тот с готовностью наполнил пенящимся перебродившим кобыльим молоком две фарфоровые китайские чаши.
— Угощайся, Ашин Летко! Это напиток богатуров!..
Летко выпил, поблагодарил и спросил вполголоса:
— Махмуд, яз все хотел спросить тебя, что с Хаса-ном? Сказывают, он в Бухаре. А мои люди передали, што он там и не был вовсе. Послание и дары великого князя Святослава эмиру ты передал. Ты и ответ привез.
— О-о! — Араб хитро прищурился. — Ты вездесущ. — Потом наклонился к самому уху русса и прошептал: — Хаджи-Хасан далеко. Великий человек великое поручение исполняет. Ты должен знать об этом.
— А-а, послание Итиль-хана в Андалусию повез...
— Тс-с! — прижал палец к губам Махмуд.
— Несут! Несут! — раздались крики.
Толпа всколыхнулась. Все как один смотрели в сторону мусульманского кладбища. Оттуда показалась группа посланных. Они шествовали цепочкой.
— Ребро из груди вынули, — догадался Летко.
Судьи и свидетели ступили на возвышение и каждый — один за другим — поклялся перед кендар-каганом и народом именами своих богов, что поручение суда исполнено в точности.
— А теперь, — возвестил медный голос, — я хочу, чтобы сын и пасынок дали по капле своей крови праху Анвара Ибн-Хафиза!
Истцы обнажили каждый левую руку. К ним подошел богатур-бий — судебный исполнитель. Сначала он надрезал руку бедно одетого истца и подставил кость умершего под капли крови испытуемого.
— Говори! — раздалось с помоста.
— О Справедливейший! — ответил богатур-бий. — Кость Анвара Ибн-Хафиза впитала в себя кровь этого оборванца.
Толпа, ничего не понимая, молчала завороженно.
— Теперь испытай другого!
Богатур-бий подошел к богато одетому соискателю наследства. Тот вздрогнул, побледнел, но, не помешкав и мгновения, протянул обнаженную руку. То же испытание было проведено и с ним.
— Говори! — Голос кендар-кагана зазвенел.
— Кровь скатилась с праха почтенного Анвара Ибн-Хафиза!
— Боги показали правду! — отрубил Справедливейший и пояснил: — Кость приняла родную кровь, а чужая кровь отвергнута с негодованием! Анвар Ибн-Хафиз из гроба уличает лжеца и вора!
— Пощади, о Услада Мудрости! — возопил преступник. — Пощади-и-и! — Ив полнейшей тишине было слышно, как гулко стукнулись его колени о деревянный помост.
— Мой приговор давно готов! И я мог огласить его. Но боги хотят, чтобы волю свою огласил весь народ хазарский!
— Смерть! — раздался одинокий голос.
И в следующее мгновение вся толпа громогласно приговорила:
— Смерть!!!
Тургуды подхватили обмякшее тело и поволокли его на возвышение, где, подбоченясь, стоял палач в широкой красной рубахе и с огромным кривым мечом в волосатых руках...
— Ах ты, коварный обманщик! — вопила прекрасная Альгуль. — Ты обманом завлек меня в чужой дом! Ты опозорил меня! Что мне теперь делать?! Я не хочу жить!
— Я исполню твою просьбу! — услышал ее кендар-каган. — Ты умрешь, женщина, вместе с ним!
— Ох-х! — опешила Альгуль. — Я не хочу! О Справедливейший! Я жертва обмана! Я не знала!! Поща-ди-и! О-о-о, Вели-и-икий!!!
— Нет тебе пощады! Ибо то, что знает аллах, не может знать женщина... Но то, что знает шайтан, женщина знает наверняка! Ты выдала себя беспечным весельем, когда твоему мужу грозило испытание! Ты обругала своего мужа, приговоренного к смерти. Для всех он преступник, но для тебя — господин по воле аллаха. Эй! Богатур-катила [67] , исполни волю истинной справедливости!..
67
Катила (тюрк.) — палач.