Стреляй, я уже мертв
Шрифт:
И Кате, и Далиде очень понравилась эта американка, потому что она оказалась по-настоящему добрым человеком. Ее муж, американец, служил в одной из правительственных организаций Соединенных Штатов. Дороти не говорила, кем именно, а они так и не спросили.
Сама же Дороти помогала евреям переправиться из Франции в Испанию.
— А вы не боитесь, что вас задержит полиция? — спросила Катя.
— Не думаю, что это случится, — ответила Дороти. — А впрочем, знаете, порой мне кажется, что, как бы Франко ни заигрывал с Гитлером и Муссолини, портить отношения с британцами
Провернув эту операцию, Катя с Далидой не только спасли детей, но и завербовали сестру Мари-Мадлен в члены группы.
Им удалось убедить Давида и Самуэля, что помощь монахини их группе никак не помешает.
— Катя, не будь столь самоуверенной, — отговаривал ее Самуэль. — На сей раз все прошло благополучно, но почему она и дальше должна участвовать в деле спасения евреев? К тому же наши друзья из Сопротивления не одобрят, если мы посвятим монахиню в свои дела. Они не захотят ставить под угрозу свою жизнь, доверяясь постороннему.
Когда Далида рассказала о Мари-Мадлен Армандо, испанец решительно воспротивился.
— Не стоит доверять нашу жизнь этой монашке, — заявил он.
— Если бы не она, мы бы не смогли спасти этих детей, — возразила Далида.
— Ну что ж, если ты считаешь, что она заслуживает доверия, то пожалуйста. Можешь пользоваться ее услугами на свое усмотрение, но не вздумай раскрывать наши имена. Положим, ты считаешь, что ей можно доверять, но я не обязан так думать.
— Я знаю, что Франко в Испании благоволит к церкви, но здесь ведь Франция, — сказала Далида.
— И хватит об этом, девочка, — оборвал он. — В противном случае...
— И что же в противном случае?
— В противном случае ты отправишься своей дорогой. Я не собираюсь подвергать риску наше дело только потому, что какая-то монахиня решила проявить сочувствие к еврейским детям. Я не занимаюсь спасением евреев, а воюю против фашизма. Я сражаюсь за свободу — и за свободу Франции, но также и за свободу Испании. И если мы выиграем войну, я надеюсь возродить нашу родину.
Далиде стало ясно, что Армандо никогда не примет помощи Мари-Мадлен. В его глазах священники и монахи были союзниками Франко, и он не способен был ничего разглядеть за пределами собственной боли — боли за близких, которых он потерял на войне, и не только на войне.
Она почти ничего не знала об Армандо: в Сопротивлении было не принято рассказывать о личной жизни. Но слышала, что, когда фалангисты ворвались в его деревню, они приказали обрить наголо всех женщин, которых посчитали «красными», а потом расстреляли мужчин, сохранивших верность Республике. Говорили, что его жена была одной из пострадавших. Правда это или нет, Далида не знала, и ни за что на свете не решилась бы об этом спросить.
Она рассказала Самуэлю о своей размолвке с Армандо. К ее удивлению, отец сказал, что испанец прав.
— Я понимаю, что вы с Катей полюбили сестру Мари-Мадлен, но это еще не
Но Далида не обратила на его слова никакого внимания. Ей нравилось вести богословские беседы с сестрой Мари-Мадлен, которая зачастую оказывалась в полной растерянности перед ее вопросами. Монахиня была не богословом, а просто храброй женщиной, которая старалась честно исполнять Христовы заповеди и помогать людям. Причем не из политических соображений, а просто потому, что считала — те, кто преследует евреев, преследует и самого Христа, а те, кто их убивает, убивает Христа в их лице.
— Ты знаешь, что сестра Мари-Мадлен, при всей ее приверженности католической вере, встала на нашу сторону, — стояла на своем Далида. — Мы все боремся за правое дело, так почему ты считаешь, что ее вера слабее нашей?
Твой отец очень сердился на Далиду. Как ты и сам знаешь, он никогда не отличался особой религиозностью. Он всегда воспринимал иудаизм как тяжкое бремя, как несмываемое клеймо, которое делало его не таким, как все. И никак не мог понять внезапно возникшей у Далиды склонности к католицизму, и уж совсем ему не нравились ее походы в церковь по воскресеньям, где она слушала, как поют монахини во время мессы.
Группа Армандо получила от британцев новое задание — взорвать железнодорожные пути на линии, идущей из Парижа к германской границе.
Армандо попросил Далиду о помощи. Ему нужен был человек, который мог бы доставить взрывчатку к окраинам Парижа. Твоя сестра научилась водить автомобиль, а Армандо было известно, что у Давида Переца есть машина.
Самуэль встретился с Армандо, чтобы обсудить детали предстоящей операции. Твой отец заявил, что Далида окажется в большой опасности, если что-то пойдет не так, и предложил сам сесть за руль машины, везущей взрывчатку.
— Никому не придет в голову заподозрить такого немощного старика, как я, — сказал Самуэль.
— Вам предстоит не только отвезти взрывчатку за сто километров от Парижа, — возразил Армандо. — Вы должны будете помочь ее выгрузить. Далида молода, и от нее будет больше толку, чем от вас; кроме того, она знает, как обращаться со взрывчаткой, а я не уверен, сможете ли вы хотя бы включить таймер.
В конце концов, они все же пришли к соглашению: решили, что Самуэль и Далида поедут вместе.
В назначенный день, уже в сумерках, они выехали из города. По плану Армандо, к месту назначения они должны были прибыть ночью, где и встретиться с ним. Место выбрали глухое, вдали от города и деревень. Армандо решил, что лучше уж рискнуть, действуя в чистом поле, чем привлечь к себе ненужное внимание. Армандо заручился поддержкой одного старика-железнодорожника. Тот указал, где лучше всего установить взрывное устройство. Предполагалось взорвать участок железнодорожного полотна, чтобы блокировать поставки продовольствия и боеприпасов, которые Вермахт получал из Германии.