Стреляй, я уже мертв
Шрифт:
Вера настояла, чтобы он остановился в ее доме, и переживала только из-за того, что в доме только одна гостевая комната, которую сейчас занимала Сара. Я посмеивался над ее беспокойством: мы с Беном, истинные дети Сада Надежды, выросли в обстановке, где все было общее, все принадлежало каждому, и никто не мог ничего ни купить, ни продать, не посоветовавшись с остальными. А уж после нашего пребывания в кибуце разделить на двоих одну комнату в Верином доме и вовсе было сущими пустяками.
Я поехал встречать его в аэропорт, и мы долго стояли обнявшись. Мы считали себя братьями — не только из-за общего
Вера и Густав встретили Бена с той же сердечностью, что и меня, и не пожелали даже слышать, чтобы он остановился где-либо еще. А Сара словно не заметила, что в доме появился новый человек. Она казалась полностью погруженной в свои мысли и едва отвечала, когда к ней кто-то обращался.
Вера удивила нас настоящим русским ужином. Даже не представляю, где она все это раздобыла, но на столе оказались соленые огурчики, борщ и блины с семгой. Посреди всего этого великолепия красовалась бутылка водки, которую Вера приберегала для такого случая. Мы наслаждались замечательным ужином, забыв о времени, радуясь уже тому, что живы и точно доживем до завтрашнего дня.
Сара выглядела отрешенной, по-прежнему не замечая нас, но порой я видел в ее глазах вспышку интереса.
Вечером, перед сном, мы с Беном долго разговаривали наедине.
— Они очень хорошие люди, — сказал он про Веру и Густава.
— Да, конечно. Сейчас я и сам это понимаю, но раньше, когда был маленьким, не мог оценить их по достоинству. Для меня они тогда были прежде всего родственниками Кати, и это мешало мне их любить.
— А Сара? Что она значит для тебя?
Я рассказал ему историю Сары, о том, как влюбился в нее с первого взгляда, и сказал, что готов на все, чтобы помочь ей залечить ее душевные раны, которые еще кровоточили.
— Она пыталась выжить, пока считала, что ее дети живы, но, когда узнала, что их убили, ей стало незачем жить, и она сдалась.
— Ты веришь, что она тебя любит? — спросил он скептически.
— Не знаю, — честно ответил я. — Думаю, пока еще нет. Ей необходимо исцелиться, вновь ощутить волю к жизни. Думаю, что наши матери помогут этого добиться.
Да, я всей душой доверял маме и Марине, и знал, что если кто и способен помочь Саре, так это они. Марина обладала той же внутренней силой, которая отличала ее мать, Касю. Бен унаследовал силу ее характера и мудрость своего отца. Игорь был решительным человеком, но никогда не рубил сплеча, предпочитал взвесить все «за» и «против», и лишь после этого принимал решение. А Бен еще в детстве, по примеру своего отца, всегда призывал нас сначала подумать, прежде чем куда-то соваться.
— Сара сможет исцелиться, только если сама этого захочет, — сказал он. — Боюсь, она доставит тебе немало страданий. Ты на самом деле ее не любишь, возможно, думаешь, что любишь, не сомневаюсь, что ты одержим ею... Но ведь ты совсем ее не знаешь. Тем более, если ее действительно стерилизовали в Освенциме, как тебе сказали... Короче, если ты на ней женишься, придется смириться, что у вас никогда не будет детей.
Если бы это сказал кто-то другой, я бы разозлился и ответил, что не его ума это дело, и нечего лезть в мою жизнь; но это сказал Бен,
Чуть позже он признался, что больше не вернется в Палестину.
— «Хагана» хочет переправить в Палестину всех выживших узников концлагерей — конечно, если они сами того пожелают. Ты же знаешь, что британцы отказали им в разрешении на въезд, так что нам не остается ничего другого, как действовать в обход закона. Я как раз состою в организации, которая отвечает за покупку кораблей в Европе, а потом на них перевозит выживших узников к нашим берегам. Кстати, почему бы и тебе не остаться здесь, чтобы помогать нам?
Если бы я не встретил Сару, то обеими руками ухватился бы за это предложение, но сейчас моим единственным стремлением было дать ей собственный дом — место, где она сможет залечить свои раны, и я знал, что лучше, чем Сад Надежды, ничего не найдешь.
Бен также рассказал мне новости о семье Зиядов. Вади пережил войну, которую провел в песках Египта и Туниса, а его отец, добрый Мухаммед, остался верен семье Нашашиби, выступив против муфтия.
Я по-настоящему гордился им; особенно радовало меня то, что мы воевали на одной стороне против общего врага.
Я расспрашивал его об Айше и Юсуфе, об их детях, Рами и Нур, а также о Найме, дочери Сальмы и Мухаммеда, в которую Бен был влюблен.
— Она вышла замуж, — ответил он, не скрывая печали.
— Но она же еще совсем девочка! — возмутился я.
— Вовсе нет — ей уже двадцать два.
— И... за кого же она вышла замуж? — меня очень интересовало, знаком ли он с мужем Наймы.
— Мы с ним не знакомы, хотя я знаю, что он — старший сын одной из сестер Юсуфа. Его зовут Тарик, и у него есть свое дело, весьма процветающее. У него также есть дома в Аммане и Иерихоне. Недавно у них родился первенец.
— Мне очень жаль, — сказал я.
— Не беспокойся, я всегда знал, что рано или поздно так случится. Нам никогда не позволили бы пожениться.
— Не могу понять, почему... Неужели сейчас, когда только закончилась война, мы уже стоим на пороге новой, из-за каких-то глупых предрассудков? Что плохого, если еврей женится на мусульманке или христианке? Каждый вправе молиться так, как он хочет, или не молиться вовсе; как сказал пророк Иисус из Назарета: «Богу — богово, а кесарю — кесарево». Я не думаю, что для Бога так уж важно, кто в кого влюбился, и кто на ком женился.
Я был вне себя от ярости. Меня раздражало, что Бен впал в меланхолию, хотя мне всегда казалось, что его чувство к Найме было всего лишь преходящей детской влюбленностью.
— Но у нас впереди новые битвы, которые мы обязаны выиграть, — нехотя ответил Бен. — И очень важно, чтобы выжившие евреи обрели свой дом.
— Если бы Сара была мусульманкой, я ни за что не согласился бы с ней расстаться, как бы на меня ни давили, — настаивал я.
— Но Сара еврейка.
После этого Бен решил переменить тему и стал рассказывать о новостях из дома. Луи по-прежнему ездил между Садом Надежды и штаб-квартирой Бена Гуриона, а дядя Йосси продолжал врачебную практику, хотя у него возникли серьезные проблемы со здоровьем. Моя кузина Ясмин и ее муж Михаил душой и телом посвятили себя служению «Хагане».