Стрежень (= Юноша и машина)
Шрифт:
Летом 1955 года Ульян посадил пароход "Рабочий" на мель. Посадил так прочно, что два небольших рейдовых буксира, пришедшие с Усть-Чулыма, не могли его снять, и пришлось вызывать специальное судно, на котором приехали чины судоходной инспекции, возглавляемые молодым и розовощеким человеком, приехал и капитан-наставник Федор Федорович. Старый капитан Федор Федорович немедленно спустился в лодку, объехал вокруг парохода, промерил мели. Покусывая длинный ус, выбрался на палубу, заорал на Ульяна:
– Говори, горел
Это было до того, как на Оби установили бакены-автоматы.
– Горел, кажется...
– тихо сказал Ульян.
– Как это кажется?
– Красный бакен не горел, - заметил капитан Спородолов.
Стоящий против Ульяна бакенщик втянул голову в плечи. Он был сутул, в застиранной рубахе, в избитых сапогах. Ульян знал, что у него восемь малых ребятишек, которых он не смог бы прокормить на свою зарплату, не будь у него огорода.
Если бакен - красный - не горел, бакенщика нужно было отдавать под суд. Ульяна же могли только снять с парохода.
– Значит, не горел?
– кричал Федор Федорович.
– Постарайтесь точно вспомнить, - неуверенно попросил глава судоходных инспекторов.
– Горел, - сказал Ульян, думая, что он действительно мог не обратить внимания на бакен, так как хорошо знал этот отрезок реки. Вообще, растерявшись, он забыл все - в памяти оставалось лишь то мгновение, когда пароход, дико заскрипев, замер, наклонился, раздался бухающий удар, и в каюте первого класса упал с койки и расшибся в кровь трехлетний мальчишка, а в третьем классе в салоне не осталось ни одного целого окна.
– Как же так, товарищ Тихий?
– огорченно спросил инспектор, а Федор Федорович, крякнув, почему-то отошел в сторону и стал от лееров глядеть в спину бакенщика.
– Бакен горел, - повторил Ульян.
Капитан Спородолов огорченно развел руками.
– Мне почему-то казалось, что бакен не горел. Но я, видимо, ошибаюсь, коли товарищ Тихий утверждает противное. Видимо, ошибаюсь.
– Как же так?
– Инспектор в свою очередь развел руками.
И тогда капитан Спородолов сказал:
– Товарищ Тихий был на вахте выпивши. Мне только что сообщили об этом.
– Кто сказал?
– опускаясь на скамью, воскликнул Ульян.
– Боцман...
Боцман подтвердил - да, Ульян Тихий перед вахтой выпил чекушку водки, боцман сам видел это, но не предупредил капитана потому, что Ульян пригрозил ему.
Боцман лгал - в те времена Ульян почти не пил. Боцман лгал, выгораживал капитана, с которым был связан давней дружбой. Боцман спасал капитана. Дело в том, что Ульян посадил пароход на мель в три чага ночи, когда капитан сам нес вахту и сидел рядом с Ульяном, обязанный контролировать его работу. И капитан был на вахте, но он дремал, уткнувшись в цигейковый воротник.
– Я во многом виноват, - сказал Спородолов
– Моя вина в том, что я своевременно не обнаружил состояние Тихого и не сделал из этого соответствующих выводов. Я не успел вымолвить и слова, как он резко повернул штурвал и врезался в мель. Я позволю обратить ваше внимание на то обстоятельство, что красный бакен находится в двух метрах от борта судна.
– Ульян!
– закричал Федор Федорович.
– Какого черта!
– Я не пил...
– сказал Ульян.
– Слушай, Спородолов, - Федор Федорович молитвенно сложил ладони, - ты понимаешь, что Ульяна надо судить за это?
– Бакен не горел, - сказал бакенщик.
– Судите меня.
...Капитану Спородолову объявили выговор с предупреждением, бакенщику дали два года условно, и он стал работать в колхозе, а Ульяна Тихого за пьянку на вахте списали с парохода.
На берегу Ульян, оправдывая дурную славу человека, вышедшего пьяным на вахту, запил. И пил все больше и больше. Однажды ввязался в пьяную драку. На следствии оказалось, что он оскорбил милиционера, ударил прохожего, вместе с другими бил окна в ресторане. Его осудили на два года тюремного заключения.
Из тюрьмы Ульян вышел постаревшим. Он стал бояться и стыдиться людей, именно тогда появилась та самая улыбка: "Простите, люди!"
Один знакомый рыбак уговорил его поехать с ним в Карташево - маленькую рыбацкую деревушку на берегу Оби. Ульян согласился. Ему было безразлично. Рыбак привел Ульяна к дяде Истигнею.
– Я сидел в тюрьме, - сразу сказал Ульян.
– Меня пока бог миловал, - улыбнулся дядя Истигней, разрезая на две части большой малосольный огурец.
– Откуда родом?
– Из Баранова.
– Что на Ягодной стоит?
– Точно, - немного оживился Ульян.
– Вы знаете?
– Я, парниша, всю Обь знаю, - сказал дядя Истигней, наливая стопочку. Отпей, сколько полагается. Закусывай. Я всю Обь знаю, - повторил он.
– Всю Обь - назубок. Вот ты меня можешь проверить! У Баранова глубина под яром метров семь, а? Ты, как речник, должен знать.
– Шесть с половиной, - сказал Ульян.
– А у нашего яра?
– живо заинтересовался дядя Истигней.
– Одиннадцать, пожалуй...
– В точку! В Чулым осетер заходит или нет?
– Редко, - ответил Ульян, удивляясь, что старый рыбак не спрашивает его о тюрьме, не поинтересовался даже, за что он сидел.
– Почему редко? Ты мне ответь!
– Дядя Истигней продолжал разговор об осетрах.
– У Чулыма дно деревянное, коряжистое. Его осетер не любит, опасается.
– Правильно!
– качнул головой старик.
– А как по комару определить погоду?
– Это знаю. Перед дождем комар пищит тонко, жалобно, тягуче; перед вёдром - веселее, выше тоном.