Стрежень (= Юноша и машина)
Шрифт:
– Правильно, парниша! А вот скажи мне, как звали дружка твоего отца, ну того, что с войны не пришел, что в Москве остался...
– Федор, - ответил Ульян.
– Да вы разве знаете моего отца?
– Я, парниша, прямо сказал - всю Обь! Знавал я твоего отца, - продолжал дядя Истигней.
– Прямой был жизни человек!
– И, видимо спохватившись, что Ульян может невыгодно сравнить себя с отцом, торопливо прибавил: - Ешь мясо-то, остынет. Вот так!.. Ты сегодня у меня ночуй. Утречком вместе на песок поедем...
С тех пор Ульян работает на стрежевом песке.
Он сидит на крыльце, облитый желтым светом луны. Думает,
Интересная эта Наталья! Старается казаться сердитой, насмешливой, а на самом деле она добрая, душевная. Ульян точно знает это. Когда шли из чайной, Наталья помалкивала, улыбаясь уголками губ, ворчала: "Теперь ты человек пропащий - каждый день тебя стану тиранить. Учти, алкоголик несчастный, ты в чайную- я в чайную. Я вашу шарагу разгоню!" А что - разгонит! Ни черта она не боится. Как струхнули сплавщики- умора! А старший-то, старший! Услыхав о жене, живо скис, замельтешил, говорит: "Засиделись, однакоть, ребята. Засиделись!" Побаивается жены. А оно и действительно, попадись такая жена, как Наталья, - не то что водку пить, простую воду станешь потреблять с опаской, чтобы не подумала, что водка.
Попадись человеку такая жена, как Наталья, - да... Не станешь пить. Ну умора, как она их шуганула!
Ульян широко улыбается, тихонько хохочет. Ну и девка!
У Семена Кружилина с техникой особые отношения - он считает, что всю технику нужно переделывать. Впервые эта мысль возникла у Семена, когда ему было тринадцать лет. У соседа Кружилиных, участкового милиционера Рахимбаева, появился тогда первый в Карташеве мотоцикл "ИЖ-350". Хозяин держал его во дворе. Перебираясь через забор, Семен внимательно разглядывал мотоцикл, потом, притащив отвертку и разводной ключ, перешел к детальному знакомству с ним. Кончилось это тем, что Рахимбаев, сидя в своем кабинете и нещадно дымя, составлял протокол. Сидевший против него Семен давал чистосердечные показания:
– Картер я разобрал потом. Сначала снял карбюратор. Плохой карбюратор. Дерьмо! Равномерной подачи смеси не будет. Ручаюсь! А передача - смех один! Цепь как для собаки. Почему?
– Помолчи!
– сердито говорил милиционер.
– Говорить будешь, когда оштрафуем.
– Спицы я выровнял, восьмерки не будет. Вы, дядя Хаким, не думайте, я хорошо их отрегулировал. Будете довольны.
– А если соберешь, заработает?
– с робкой надеждой спросил Рахимбаев. Сенька обиделся.
– Да вы дайте мне только железа, я новый сделаю. Получше этого!
Договорились на том, что Сенька Кружилин становится постоянным механиком при мотоцикле - будет следить за его исправностью, кое-что для пользы дела переделает, кое-что совсем выбросит. Предполагалось даже, что Семен сделает мотоцикл обтекаемым. Рахимбаев согласился на все, так как, кроме Сеньки, в Карташеве никто не мог собрать мотоцикл новой марки.
И Сенька стал полновластным хозяином милицейской машины. Собираясь в район по вызову начальства, Рахимбаев почтительно, даже заискивающе, обращался к Семену:
– В район надо, понимаешь. Вызывают, понимаешь...
– Всем надо. В прошлый раз ездили, коробку передач надорвали? Надорвали! Аккумулятор сел? Сел!
– Я тихонько, Семен.
– Ну, если тихонько, другое дело... Перегазовывайте
К двадцати годам Семен успел поработать шофером, трактористом, механиком лесопункта, радистом. Перейдя на "Чудесный", он уже на второй день работы хмуро допрашивал бригадира Стрельникова:
– Почему нужно держать двух мотористов - катера и выборочной машины?
– Кто, парень, знает...
– Когда работает выборочная, катер стоит?
– Стоит...
– Почему нужны два человека? Один справлюсь!
Два мотора - катера и выборочной машины, - находящиеся в ведении Семена, работают образцово. Они не гудят, не воют, не гремят - неслышно, неощутимо вертят то, что им полагается вертеть. Семен не любит шума, тряски - это мешает ему читать книги, которые он умудряется читать и во время замета и во время выборки невода. Моторы у него всегда такие чистенькие, словно работают не на солярке, а на дистиллированной воде. Семен никогда не вытирает мотор ветошью, да и вытирать ему нечего: горючее и масло у него не капают, не проливаются. Заводит моторы Семен не ручками, не ломами, а беленькими кнопочками.
Удивительно то, что сам Семен всегда грязен, распущенная рубаха его промаслена. Где он мажется, уму непостижимо!
Вообще он довольно странный человек, этот Семен Кружилин.
Вот и сегодня ведет себя странно -рыбаки, отработав, собрались на катере, нетерпеливо ждут его, а он посиживает себе возле выборочной машины, смотрит на нее так, точно ни разу не видел. Лоб у него как гармошка, а взгляд удивленный до невозможности.
– Семен, на катер!
– кричат рыбаки.
– Иди же, Семен!
– Успеете, - бормочет он, похлопывая машину по теплому боку.
Семен Кружилин читает учебник по дифференциальному исчислению. Ноги Семена лежат на спинке кровати, под головой две подушки, сбоку приспособлена хитрая лампа с рефлектором. Над изголовьем висят часы, которые могут кричать сиреной, снятой с катера. Вместо сирены на катере установлен какой-то особый гудок.
Чего только Семен не натащил в свою комнату: тут у него среди всяких железок и деревяшек - мотки провода, разные гайки, винты, кусок свинцовой руды, колесо от автомобиля, отдельно покрышка, разобранный радиоприемник, гиря, у стены стоит таз с водой, в котором мокнут какие-то детали. На стене развешаны цепи, электрические лампочки с проводами, изоляторы, на деревянном верстаке жужжит моторчик. В комнате пахнет железом, мазутом, канифолью, кислотой, озоном и кожей. Если прислушаться, то почувствуешь, как дом Кружилиных чуть-чуть вздрагивает, а наверху что-то шуршит - это работает вмонтированный в крышу ветряк конструкции Семена, который снабжает его электроэнергией,
В комнате одна табуретка. На ней сидит тихий, грустный Степка Верхоланцев, мнет свою шикарную велюровую шляпу. Он уже сидит молча минут десять, с тех пор как зашел к Семену, и тот, показав на табурет, пробормотал: "Садись, молчи, я сейчас".
Степка размышляет о печальном. Дома ему не сиделось, по улицам не гулялось, а в клуб он боится показывать нос, чтобы не столкнуться с Викторией. Она может пройти мимо, сделав вид, что не замечает его.
Степка испытывает непреодолимое желание говорить о своем горе, рассказывать, как глупо они поссорились, но знает, что Семен - неподходящий для таких откровенных разговоров человек.