Стригунки
Шрифт:
Женя любит работать с отцом и уже многому от него научился. Два года назад, когда он был еще пятиклассником, отец разрешил ему обточить на станке первую деталь.
Женя закрепил заготовку, включил рубильник и слегка коснулся резцом бешено вращающегося металла. Брызнула стружка. Он нажал резцом чуть сильнее. Сверкающая стружка закудрявилась и потекла… У Жени захватило дух. Кусок меди превращался в блестящее колесико с желобком посредине ободка. Такое колесико они с отцом задумали поставить в машинку для перемотки ниток. Словно вынутый из печки пирожок, Женя с восторгом
С тех пор все станки приобрели для Жени особое значение.
Два года прошло, как Женя выточил первое медное колесико. Теперь он умел уже ставить заклепки и шлифовать покрывшиеся ржавчиной детали, вулканизировать покрышки и паять. Ему казалось, что он почти такой же мастер, как отец.
Нередко Женя приносил в класс то выточенную из разных металлов пирамидку, то собственного изготовления крючок для дверей, то паровой котел и турбинку, которая быстро приходила в движение, лишь только под котлом он ставил спиртовку. Некоторые ребята, зная, что Женин отец работает на заводе и постоянно что-то мастерит дома, не верили, что все это Женя сделал своими руками.
— Хватит завирать, Муха! — похлопывая по плечу Женю, говорил в таких случаях Мишка Птаха. — Небось отец сделал.
А Женя по складу своего миролюбивого характера не обижался. «Ну и пусть не верит! Ну и пусть называет меня Мухой. Ведь отца у него нет. А фамилия у него Птаха, и у меня могла бы быть фамилия не Мухин, а Муха».
Женя с нетерпением ждал начала учебного года. Он скучал по товарищам и уже несколько раз бегал в школу.
И вдруг пришли Коля и Вася и предложили такое интересное дело! Женя внимательно осмотрел кирпич и с некоторым недоверием спросил:
— А вы видели сами, как этот кирпич дает ток?
— Своими глазами видели! — обиделся Коля.
Оглянувшись на Васю, который стоял к ним спиной несколько поодаль, Коля прошептал:
— Васькиному отцу вчера операцию сделали. Последнюю ногу отрезали.
— Что?! Отрезали?! — глаза Жени округлились.
— Да тише ты! Я его нарочно с собой вожу, чтобы не ревел. Хочешь, сейчас кирпич попробуем? — громко предложил Коля Жене и как можно веселее крикнул Васе:
— Пойдем, Фатей!
Вася присоединился к товарищам.
— У вас электрическая плитка есть? — спросил Коля.
— Нет, — мотнул головой Женя.
— Можно и на керосинке, — подсказал Вася.
Женя Мухин оправился от страшного известия о несчастье товарища лишь тогда, когда внутри лампочки, соединенной с кирпичом, засветилась красная точка.
— Горит, ребята! И правда горит! От простого кирпича горит!
Когда восторги утихли, ребята направились в школу. По дороге, проходя мимо одноэтажного аккуратного домика, Коля предложил зайти к Инне Евстратовой.
— К Евстратихе? К этой
Коля дернул Женю за рукав.
— Да тише ты! Услышит! Знаешь, они, девчонки, какие!
— Боялся я их!
Коля с удивлением посмотрел на Мухина: «Что это с ним за лето произошло? Такой тихоня был…»
Глава десятая
Тонкие пальцы Инны быстро бегали по клавишам рояля. По саду плыли легкие звуки «Вальса-фантазии» Глинки.
От порога веранды к калитке тянется ровная красно-желтая дорожка. По бокам ряды астр. Фиолетовые, розовые, белые звездочки…
«Осенние цветы… — играет и думает Инна. — Вот и кончилось лето. Завтра в школу. Не хочется! Конечно, интересно увидеть Олега. Конечно, хочется его увидеть просто как товарища. И, конечно, Сорокина просто придумала, что он ко мне неравнодушен. Начнутся занятия — снова всякие сборы, репетиции, заседания совета дружины».
Воспоминание о совете дружины омрачает хорошее настроение Инны.
«Все было бы хорошо, если бы не городской лагерь. Но разве я виновата, что он развалился? Виновата потому, что согласилась. Кто меня тянул за язык говорить, что на лето остаюсь в городе?»
Инна вспомнила, как перед окончанием учебного года на последнем заседании совета дружины ей, члену совета, поручили вести летом пионерскую работу в городском лагере…
…Торжественное открытие. На мачте медленно поднимается флаг. Звенит горн, бьют барабаны. Председатель совета лагеря Инна Евстратова рапортует вожатой, присланной райкомом комсомола с соседнего завода, что на линейку построено сто двадцать пионеров. Инна в центре внимания. Она распоряжается, она советует. «Инна! Инна!» — слышится со всех сторон.
…Потом Зина, так звали вожатую, с делегацией заводской молодежи на две недели поехала в Ленинград. Прощаясь с ребятами, она сказала, что уезжает со спокойной душой, потому что Инна хотя и семиклассница, но умелый организатор. «Работа у нас налажена, все знают свои обязанности, — говорила Зина. — Остается лишь придерживаться заведенного порядка и каждому быть активным».
Но… через несколько дней после отъезда вожатой на линейке присутствовало сто человек, потом только семьдесят… И, наконец, — это было за несколько дней до возвращения Зины — в городском лагере уже перестали раздаваться по утрам сигналы горна.
А получилось это так. То Инне вдруг не захотелось идти проводить утреннюю зарядку, то однажды она забыла проследить за тем, чтобы на всех пионеров были куплены билеты в кино, и многие пионеры ушли из лагеря ни с чем. А потом мама поехала на гастроли и предложила ей ехать с ней. «Не могла же я не поехать!» — оправдывала теперь себя Инна.
Инна вспомнила возвращение домой из гастрольной поездки, свое удивление утром, когда со стороны школы, из городского лагеря, призывно запел горн. «Значит, обошлись без меня. Вот и хорошо!» — подумала тогда Инна. Но теперь, когда предстояла встреча с одноклассниками, эти воспоминания были неприятны.