Строгоновы. 500 лет рода. Выше только цари
Шрифт:
Графиня Софья Сергеевна Строгонова — вторая выдающаяся женщина из этого рода с таким именем, ранее неизвестный гений художественной семьи
Граф Сергий Григорьевич с кем-то играл на биллиарде, из нас кто следил за игрой, кто втихомолку разговаривал с соседом. У окна сидел граф Иван Петрович Толстой рядом с Софьей Сергеевной, вдруг он охватил ее обеими руками, посадил к себе на колени и, крепко обнявши, стал целовать, начиная от щек и горла до самой груди. Все присутствующие были мгновенно поражены таким неслыханным и не вообразимым позорищем и в смущении стремглав бросились в разные стороны. Когда я выходил
Обвиненная в измене мужем графиня Софья Сергеевна скончалась 13 февраля 1852 года через двенадцать дней после рождения дочери Натальи. Граф Сергий Григорьевич забрал ее и маленького внука Петра к себе, зятю позволял лишь навещать их.
Акварели сестры аккуратно сохранил граф Павел Сергеевич.
В восьмиугольном зале первого этажа дома на Сергиевской выставлялся хорошо известный знатокам портрет Петра Великого в круге. Для графа Павла Сергеевича холст представлял собой еще одно произведение из дома на Невском, важное для него, осмелюсь предположить, не столько по художественным, сколько по идеологическим причинам. Кроме того, это одно из самых загадочных произведений русского искусства XVIII века. До сих пор даже исследователям почти неизвестно, что полотно, которое достаточно долго приписывали А. Никитину, происходит из Англии, и это обстоятельство, возможно, станет еще одним важным аргументом противников такой атрибуции.
Портрет Петра в круге — семейная реликвия рода Строгоновых
7/19 октября 1807 года протоиерей при церкви русской миссии в Лондоне Яков Смирнов отправил письмо П.А. Строганову. «Николай Михайлович Лонгинов писал ко мне… что ваше Сиятельство очень желали бы иметь портрет Петра Великого, который изволили видеть in my drawing Room, ибо он де вам показался очень хорошим. Ваше замечание, конечно, справедливо. Многие здешние знатоки весьма оной хвалили, сказывая, что оной неотменно должен быть оригинал и хорошаго живописца, и деньги мне за оной даже предлагали. Но тогда я надеялся еще очень долго жить, а затем и хотелось всегда иметь перед собою сего беспримерного Государя. Теперь же я уклоняюсь уже к старости; затем хотя и не могу сказать, чтобы я расставался с сим портретом без сожаления, но… ему нигде нельзя быть лучше как в собрании вашем, и я весьма рад буду, если оной и в вашем драгоценном собрании признан будет хорошим…»
В следующем письме от 6/18 января 1808 года Смирнов выражает удовлетворение, что посылка с портретом дошла до П. Строгонова, и беспокоится лишь, в благополучном ли состоянии портрет, «ибо мне весьма желательно, чтобы он был в России и в толь прекраснейшем собрании… Он того стоит, ибо лучших портретов либо мало, либо может быть и вовсе нет». [68] Перевезя в свой дом портрет, который так нравился его предку и тезке, граф Павел Сергеевич подтвердил верность заветам основателя империи. Сам его дом представлял попытку вернуть золотое время, возродил на некоторое время идеал графа Александра Сергеевича-первого — использование достижений других цивилизаций для прогресса собственного Отечества, что вполне соотносилось с западническим духом реформ императора Александра II, своеобразным манифестом, в честь которых был дом на Сергиевской. Как свидетельствует князь В.П. Мещерский, зимой 1861–1862-х годов Петербург увидел блестящие балы Паниных, княгини Кочубей (вероятно, Елизаветы Васильевны, композитора-дилетанта), Э.Д. Нарышкина, С.С. Бибиковой, графа Павла Строгонова.
68
Алексеева Т.В. Некоторые проблемы изучения русского искусства XVIII в. // Русское искусство XVIII века / Под ред. Т.В. Алексеевой. М., 1973. С. 18.
Библиотека графа. Помимо книг здесь хранились многочисленные произведения искусства. В частности, в правом углу видна картина Ш. Лебрена «Снятие с креста», в центре правой стены триптих С. дель Пьомбо, под ним — скульптура А. де Росси «Папа Клемент XI»
Следуя своему замыслу, Строгонов
Глава 3
Второй «В» семьи Строгоновых
Андрей Воронихин прославил дом на Невском проспекте. Важным персонажем дома на Сергиевской и временным жителем других домов графа Павла Сергеевича был живописец Федор Васильев, как будто вышедший из повести Дмитрия Григоровича «Неудача», причем следует отметить, что сюжет вымышленный и сюжет реальный спорят между собой в остроте драматизма. В своем произведении писатель поведал о горькой судьбе талантливого, но бедного художника, лишенного покровителей. Читатель встречает Григория Петровича Андреева, так зовут главного героя, при покупке эстампа, с изображением одной из мадонн Рафаэля. Комната художника — обиталище человека, интересующегося только искусством и не думающего о быте.
Интерьер со знанием дела описал Григорович: «Прежде всего бросался в глаза ветхий письменный стол, на котором молодой жилец сосредоточил, казалось, всю свою роскошь. Тут помещались самые красивые книжки; голубая стеклянная вазочка для перьев и костлявая гипсовая анатомия со вздернутую к верху рукою, возвышались на ящике стародавнего фасона из карельской березы, — подарок, или, скорее, наследие какой-нибудь провинциальной прабабушки. Над ними висело несколько древних эстампов, тщательно наклеенных на папку; подле гипсовая маска Венеры, освещенная сбоку, четко вырезывалась на темной, закопченной стене.
Стол был покрыт тетрадками и бумагами, испещренными головками, фигурками, и иногда и целыми эскизами, ловко набросанными карандашом. По всему видно было, что стол этот любили и холили, что тут-то преимущественно занимались и работали. Полуразвалившееся кресло, обтянутое красноватой, набивной байкой, показавшей местами мочалку, примыкали к столу. Далее, вправо, лепился кривой комод с прорехами, вместо замочных скважин; на нем чайник, стаканы, тарелки, прикрытые толстым деревенским полотенцем. Тут же на гвоздиках висела старая шинель и две-три принадлежности гардероба, закутанные разодранною простынею. Три разнокалиберных стула довершали мебель. Но комнату более всего оживляли этюды с известных античных голов и фигуры, рисованные с натуры итальянским карандашом. Все три стены были усеяны ими; на каждом из этих рисунков, прикрепленных мякотью или воском, виднелся еще внизу красный нумер, свидетельствовавший об их академическом происхождении».
В таверне на Васильевском острове, посещавшейся преимущественно студентами Академии художеств, Григорий Петрович познакомился с профессиональными художниками. Большая часть их принадлежала к «незаконным детям наших муз», как выразился Григорович. Привлеченные успехом Карла Брюллова они были склонны к внешним эффектам поведения, но мало занимались собственно искусством. Им автором противопоставлен серьезный и талантливый Петровский, от взгляда которого не ускользнул рисунок нового знакомого — «опрокинутое дупло, перепутанное косматыми травами, несколько кустов позади и клочок бурного неба».
Вероятно, именно такой образ привлек внимание Григоровича.
Становится очевидно, что юный талант превосходит натурные штудии академистов. Но откуда взялся этот талант?
И.Н. Крамской. Живописный портрет Ф.А. Васильева в «стиле фотографии»
Автор, пытаясь объяснить загадку, ссылается на уроки сестры Григория, та некогда «жила у графини», ездила за границу и приобщилась к прекрасному. Ей знакомы имена Лессинга, Роже де Пиля, Катремер де Кенси, Зульцера, Лересса, Ватле и Альгоротти, этот перечень очерчивает для нас круг чтения поклонника муз середины XIX столетия. Андреев же получает приглашение посетить мастерскую Петровского. Начинающему художнику этот визит необходим для того, чтобы показать остальные свои рисунки. Ради этого великого дня чиновник впервые в жизни без уважительной причины пропустил службу.