Строители
Шрифт:
Милова черкнула карандашом в блокноте.
— Что касается вашего предложения о подъеме перекрытий, там — ни слова. Слышите?.. Я спрашиваю: слышите?
— Слышу, товарищ директор.
— Ни слова! Тут еще много неясного, срамиться в Москве не хочу. Понятно?
— Понятно, товарищ директор.
Скажите, что может быть приятнее после рабочего дня, трудного и длинного, после целого путешествия (я не оговариваюсь, именно путешествия), когда добираешься домой на метро, в автобусе и потом еще две остановки на трамвае, после мытья сковородки, на которой уже
Вы можете спросить: а зачем еще толстая книга? Кажется, достаточно читать газету и смотреть телевизор. Толстую книгу, конечно, я не успею почитать. Но вот она лежит на столике, рядом со мной, стоит только протянуть руку, и я могу ее взять. Москвич меня быстро поймет. Он тоже в любой момент может пойти в Большой, Малый, на Таганку, но почему-то ходит туда раз в год.
«Тик-тик, — говорит будильник (в отличие от обычных смертных, которые твердят «тик-так»). — Тик-тик — один!»
«Чепуха! Почему один?! Могу сейчас позвонить…»
«Тик-тик!»
«Ну, до некоторой степени ты прав. Соседка? (Будильник пошел быстрее.) Соседка, конечно, уж не та… Ну, виноват, перестал реагировать на полуоткрытые халатики, и вообще у нее теперь другой…»
«Тик-тик?»
«Ну… Прихожу как-то пораньше. Дверь ее квартиры открывается, выходит какой-то кривоногий человечек, за ним — она. Глаза у нее, понимаешь, словно выпитые…»
Резкий телефонный звонок прервал милую беседу с будильником.
Я еще не брал трубку… Вся моя жизнь пронизана телефонными звонками. Великое изобретение человечества, заключенное в маленький пластмассовый ящичек, мучило меня еще с прорабских времен. Первое время по неопытности я думал, что от него можно удрать, прятался в подвале, поднимался на шестнадцатый этаж, выходил со строительной площадки на улицу — но все напрасно. Табельщица Маша или кладовщица Тоня бегали по площадке с возгласами, что меня требуют к телефону. К розыску подключались все работающие, и, куда я ни приходил, меня со злорадным облегчением оповещали о телефонном звонке.
Я сдавался, покорно шел к телефону, оказывалось, что звонил какой-нибудь третьестепенный работник Егоркин по такому пустяковому поводу, что он и сам, пока меня искали, забывал, для чего я ему требовался. Если б Егоркин пришел на стройку, конечно, никто бы и не подумал искать меня, но таковы уж люди, преклоняются перед этим чертовым телефоном.
Когда меня назначили главным инженером стройуправления, я первым делом с жалостью подумал о телефоне. Ведь я целый день буду разъезжать… В первое утро новой работы, выходя из конторы, я похлопал телефон по блестящему животику. «Ну, милый, — сказал я соболезнующе, — до вечера, не скучай!»
Снова я был наивен. Хотя объект, куда я через час приехал, находился от моего телефона километров за пятьдесят, прораб с тем же оттенком злорадного облегчения сообщил, что меня просили срочно позвонить в контору. То же самое было на второй и на третьей площадке.
Только раз в жизни телефонные звонки от меня отстали. Это было в заброшенном доме отдыха, где-то по Ярославской дороге. Я приехал туда январским
Из столовой выскочила крепкая девушка в валенках на босу ногу.
— Скажите, где тут приемный покой? — спросил я.
— Да вы что?! — Она подняла на меня острые, насмешливые глаза. — Да заходите.
Меня прежде всего покормили (ложки были деревянные) и тут же я узнал, что приемного покоя нет, что могу я занимать любую из трех свободных комнат в избе — корпусе номер 3, а самое главное — в доме отдыха телефона нет, а ближайший телефон находится на почте за лесом.
— Километров шесть будет? — в надежде спросил я.
— Нет, все двенадцать.
День я провел как в раю. Я был уверен, что оказался в раю зимнего типа. Но к вечеру пришло ошеломившее меня сообщение: работники почты по методу какого-то отделения связи на Урале будут заезжать на санях в дом отдыха при телефонном вызове. Ночь я спал плохо, все слышались телефонные звонки. Но случилось чудо: повалил такой снег, что начисто занес все дороги. Дом отдыха отрезало от почт, баз снабжения, железных дорог, мы стали, можно сказать, самостоятельной планетой.
Кругом вздыхали отдыхающие, а я торжествовал: вот уж сейчас телефоны оставят меня в покое!
Так я провел трое суток: ел, спал, гулял на лыжах, принял участие в самодеятельности, культработник даже вручил мне грамоту… На четвертый день я почувствовал, что мне чего-то недостает. Конечно, сейчас тяжело признаться — мне не хватало телефонных звонков. То есть, собственно говоря, не самого звонка, и всего того, что является причиной его: кто-то срочно разыскивает, кто-то меня требует — я нужен…
К черту чистый снег, к черту дятла и колодец с журавлем, нужен ли я в этом мире кому-нибудь или все забыли обо мне?! Полдня, проваливаясь в снег по пояс, я шел по занесенной дороге — к поезду… Утром у меня в квартире раздался первый телефонный звонок… Да, я был нужен!
Телефон все звонил. Наконец я снял трубку.
— Ты что, Виктор, спал или специально к телефону не подходишь? — начал выговаривать мне Померанцев.
— Я нужен?
— Конечно, нужен, иначе чего бы это я звонил. Что за глупые вопросы? Слушай, завтра в десять утра из Софии прилетает группа товарищей. Они будут строить с тобой… Нужно встретить.
— Хорошо.
— Я за тобой заеду, слышишь?.. Старшая там Милова, передают — красы неописуемой… Понимаешь? Только не влюбись, а то международный конфликт. Понимаешь?
— Хорошо.
— Что хорошо?
— Не влюблюсь.
Но последнее слово должно быть за Померанцевым. Это закон, причем напоследок он обязательно должен сделать замечание. Интересно, какое замечание можно сделать сейчас? Но я напрасно сомневаюсь.
— «Не влюблюсь», — ехидно повторил Померанцев. — А пора бы уже — что это за работник международного плана без жены?! — Телефон дал отбой.