Строители
Шрифт:
— Я ему звоню, а он, видите ли, смеется. Напился, что ли?
— Так это все же вы звонили, мой Померан… Помер… ран?..
— Ты что, Виктор, уже и утром заложил?
Наконец я проснулся окончательно, спросил, почему он так рано звонит.
— Мы выезжаем к тебе. Борис Степанович Несветов, Сарапин и я.
— Хорошо.
— Встречай у проходной.
Мне хотелось сказать, что встреча у проходной совсем ни к чему, что Померанцев сам может с успехом проводить Несветова, но промолчал. На этом разговор закончился. Почему-то вдруг вспомнился Сечкин,
На стройке по внутреннему телефону я позвонил кадровичке, она же председательница постройкома.
— Мария Федоровна, это Нефедов, здравствуйте!
— О, Виктор Константинович, вы ко мне так редко обращаетесь. А у меня… — Она принялась рассказывать, сколько у нее ко мне вопросов. Я терпеливо ждал хоть небольшой щелочки в ее речи, но речь лилась непрерывно.
Минут через пять Мария Федоровна все же вздохнула, тут я спросил:
— Мария Федоровна, кто выделил Сечкину квартиру?
— Сечкину? — удивилась она. И тут же начала рассказывать о Сечкине.
В окно я заметил начальство, сказал ей об этом. Тогда Мария Федоровна начала кручиниться, что вот, достанется мне, наверное, от начальства. И уже когда открывалась дверь и в комнате появились замначальника главка Несветов, Померанцев, Сарапин и Ким, она ответила на мой вопрос:
— Да разве вы не знаете? Быков, конечно.
Я поднялся навстречу вошедшим. «Значит, Быков. Странно! А почему странно?»
— Здоров, Виктор! — по-свойски громко сказал зам. — Ты что же это, так занят, что и встретить не можешь?
Он уселся на мое место, небрежно сдвинув в сторону бумаги. Сарапин и Померанцев разместились за маленьким столиком, а Ким подчеркнуто скромно сел на стул у дверей.
— Нехорошо, друже, нехорошо! — Несветов ждал ответа.
Чем он мне неприятен?.. А, понятно, — желанием казаться старым строительным волком: «Здоров, Виктор!», «Друже»… Несветов, который всю жизнь работал в аппарате, очевидно, считал, что тут, на стройке, люди попроще. Поэтому на стройке нужен особый разговор, поведение — этакая смесь грубоватости, панибратства и непрерывного одергивания. Иначе Несветова не примут за своего, а ему очень хотелось прослыть «своим». Нужно было бы пропустить его замечание, но я вдруг неожиданно для себя сказал:
— Мне будет неудобно, Борис Степанович, называть вас по имени.
— Это для чего? — удивился он. — Почему по имени? — Потом рассмеялся: — А, понятно. Значит, ты… вы хотите, чтобы я не звал вас по имени? И очевидно, на «вы»?
Я пожал плечами.
— Ну ладно. — Несветов как бы невзначай подвинул стопку бумаг на прежнее место. — Давайте пока решим вопрос о начальнике СУ. Какие предложения?
— Вот Черкасов предлагается, Борис Степанович, — почтительно приподнялся со стула Сарапин.
Тут я впервые узнал, что у Кима есть фамилия. Ким пересел ближе.
— Как вы? — спросил меня Несветов.
Я снова пожал плечами. Но Несветов продолжал смотреть на меня, тогда я сказал:
— Это дело треста. Но, кажется, Ким собрался
— Он передумал, — быстро ответил Сарапин, пристукнув палкой. — Трест считает, что Черкасов справится. Нужно сказать, что с Быковым было много возни… Грубоват для этой стройки. Ссорился все время с Виктором Константиновичем.
— Ну что ж, так и решим. Когда приступит?
— Я думаю, Борис Степанович, тянуть нечего. Пусть сегодня и приступает, — снова быстро сказал Сарапин. — Так, Ким?
— Да, конечно. — Ким сел еще ближе к столу. — Чем скорее, тем лучше, так сказать, — два медведя в одной берлоге…
Быстро они расправились с Быковым. Мне вдруг вспомнилось начало стройки. Быков стоит на пригорке в кепочке с длинным целлулоидным козырьком, хлопает подтяжками, к нему со всех ног несется Ким. Ким, многозначительно улыбаясь, докладывает… Вот они вдвоем у меня. Быков возмущенно говорит Киму, что подличать не позволит… Улыбка Быкова — детская, хорошая… Когда здание немного выросло, он повесил огромный плакат — лицо мальчика и надпись: «Папочка, береги себя»… Сначала смеялись, потом привыкли к плакату. Росло здание, мальчик перемещался вверх и все молил: «Береги себя». Конечно, мальчик имел в виду технику безопасности, но, может быть, он и Быкова просил беречься…
Стук палки прервал мои мысли.
— Виктор Константинович, я уже второй раз спрашиваю тебя. Не возражаешь?
…Наш разговор о Горьком. «Вы читали рассказ «Хозяин»? — спросил он меня тогда. — Ах нет, только цитату из Горького знаете. Там в пекарне за гривенник рабочий-пекарь работал по двенадцать часов. У меня обязанность обеспечить благополучие каждого рабочего».
Померанцев толкает меня ногой.
— Заснул ты, что ли? Не удивляйтесь, Борис Степанович. Молодой человек, холостой…
— Возражаю, — резко говорю я. — Зачем такая спешка? — Я смотрю на Кима. — Ведь вы когда-то говорили, что Быков ваш наставник. Это что, так принято — при первом подходящем случае… наставника по шапке?
Э, нет, еще не родился человек, который может Кима поставить в неудобное положение.
— У нас была откровенная беседа, Виктор Константинович, — на лице Кима появилась многозначительная улыбка.
— Ну да, откровенная. Так что из этого?
— Так, ничего, я просто хотел напомнить. А по сути дела — Быков все равно не захочет задержаться. Я его знаю.
Отвечаю резко, уже понимая, что Кима не проймешь:
— Я его уговорю.
— Позовите Быкова! — приказывает Киму Несветов.
Ким уходит. Мы молчим. Несветов набирает номер какого-то телефона.
Быков вошел, остановился посередине комнаты, хрипло сказал:
— Все правильно, уходить буду.
— У меня к вам вопрос, Владимир Яковлевич. — Я поднялся. Быков угрюмо глядел прямо перед собой.
И вот мы стоим друг перед другом, как прежде много раз. Никто, кроме нас, не знает о нашем негласном соревновании за деловую смелость, за деловую порядочность. Упрашивать его бесполезно, я говорю грубовато, в его духе: