Строптивая истинная в Академии Драконов
Шрифт:
— Ты... — голос мой звучал хрипло, как после долгого крика. — Ты принёс меня в свою комнату?
Эйден кивнул, вставая и подходя ближе.
— Ты потеряла сознание. Виктория стояла, как истукан, даже не пыталась помочь. Остальные были слишком напуганы или пьяны, чтобы заметить, — он протянул стакан с водой. — Пей. Медленно.
Стакан дрожал в моих руках. Прохладная вода смыла металлический привкус крови, но не смогла унять внутреннюю дрожь.
— Что произошло? — парень опустился на край
Его эмоции били сильнее хлыстов. Слишком сильные, слишком… обжигающие. Лишь сейчас до меня дошло: брошь-блокиратор не прихоть преподавателей, а суровая необходимость. Я не смогла отгородиться от чувств Виктории так же, как не могу сделать этого сейчас. За ледяной маской Эйдена скрывалась такая бездна…
— Отойди… — выдохнула я.
Рядом с ним невозможно было дышать ровно.
— Я не причиню тебе зла, — его пальцы сомкнулись вокруг моей руки.
Я попыталась одёрнуть кисть, но силы иссякли…
Голос матери Эйдена, эхом отдался в его сознании — острый, неоспоримый.
“Ты должен бросить её!”
Воспоминание было таким же ярким и властным, как сама герцогиня.
Она была права. Всегда права.
Эйден знал. Знал, что Эллин по уши влюблена в него. Это было написано в каждом её взгляде, дрожало в каждом прикосновении, звучало в сдавленном шёпоте. Даже идиот бы это заметил.
Так лучше, пронеслось в его голове со стальной ясностью. Одним жестоким ударом. Он должен заставить ее понять раз и навсегда. Понять, что она ему не нужна. Не интересна. Не... желанна. Только тогда чувства умрут. Только тогда она освободится. От него.
Эллин, чьё тело я теперь занимала… Хрупкая тень в кружевах. Голосок, теряющийся при малейшем повышении тона. Он видел её тогда, на том самом приёме у герцогини Лисандры: она уронила веер, покраснела до корней волос и чуть не расплакалась, когда на неё бросили пару снисходительных взглядов.
Слабая. Слово эхом отдалось в его душе, горькое и окончательное.
Нерешительная. Ещё одно воспоминание: она трижды намеревалась подойти к нему в библиотеке и каждый раз отступала, сжимая в руках книгу так, что корешок трещал.
Беспомощная.
Волна его презрения накрыла меня, солёная и удушающая. Эйден не испытывал к той Эллин ненависти — лишь холодную, почти физиологическую неприязнь, как к больному щенку.
Двор перемолол бы её. И не из злобы, а просто потому, что так устроен этот мир: слабых здесь давят без раздумий. А он... Он не хотел быть свидетелем этого уничтожения. Не хотел видеть, как нежность превратится в страх, а свет в глазах — в пустоту. Лучше один жестокий удар сейчас, чем медленная гибель на его глазах…
Но сквозь этот лёд воспоминаний пробивалось что-то иное. Сейчас. Его пальцы всё ещё сжимали мою руку. И я чувствовала... замешательство. Глубокое,
— Хватит… — выдохнула я, одёргивая руку.
Казалось, ещё мгновение — и тело разорвется изнутри.
Я судорожно схватилась за ворот. И, похоже, лишь сейчас до Эйдена дошло, в чём дело.
Он резко встал, шагнул к шкафу и достал из ящика небольшой кулон на серебряной цепочке.
Эйден двинулся ко мне быстрыми шагами, серебряная цепочка мерцала в его пальцах, как спасительная нить. Я прижалась к изголовью, пытаясь отодвинуться, но тело не слушалось — каждый нерв горел под шквалом его эмоций.
Он наклонился, и я почувствовала запах его кожи — дым, дорогие духи и что-то острое, металлическое, от напряжения. Его пальцы, коснулись моей шеи, отодвигая ворот платья. Я зажмурилась, ожидая новой волны боли от контакта. Но вместо этого — тишина.
Не физическая, а ментальная. Гул в голове, этот невыносимый рёв чужих чувств, исчез. Словно кто-то вырвал штекер из перегруженной розетки. Тяжесть, сковывавшая тело, испарилась, сменившись почти невесомой лёгкостью. Я судорожно вдохнула и открыла глаза.
Кулон, простой серебряный диск с выгравированным переплетением рун, лежал на моей груди, излучая едва заметное тепло. Он работал. Создавал невидимый барьер, возвращая мне контроль над собственным разумом. Облегчение было таким острым, что слёзы выступили на глазах сами собой.
Эйден отступил на шаг, его взгляд скользнул по кулону, а потом медленно поднялся к моему лицу. Уголки губ дрогнули, сложившись в знакомую, едкую усмешку.
— Удивительно, — произнёс он. — Прошло уже столько времени. Бесчисленные часы теории и практики под руководством лучших умов королевства. А ты забыла первый же урок для менталистов в стрессовой ситуации: базовое экранирование.
Его слова должны были ранить, но облегчение от кулона было слишком сильным, а усталость — слишком глубокой.
Я подняла на него глаза, чувствуя, как на губы наплывает широкая и немного вызывающая улыбка.
— Знаешь что, Эйден? — сказала я, дотронувшись до тёплого серебра кулона. — За свои бесценные уроки экранирования... можешь идти в задницу. Прямо сейчас. Со всем своим герцогским высокомерием.
Тишина повисла в комнате. Настоящая, плотная, нарушаемая только тиканьем часов где-то в углу.
Я уже посылала Эйдена куда подальше, например, в первую нашу встречу. Тогда это его разозлило, сейчас… развеселило.