Студент
Шрифт:
Валерка замолчал, как-то сник, потом сказал бодрым тоном:
– Да что нам папа, мама. Алик свой чувак в доску. Вот это главное... Да мы, вся компания - бразеры , свои чуваки...
– А чего у Вовки Забелина нос кривой?
– вспомнил я нос нашего долговязого товарища.
Валерка засмеялся.
– Это - история. Вовка нос где-то спьяну сломал. Говорит, на улице упал. Пришел к Махе, кровь течет, весь перемазался. У Махи сидели я и Алик Есаков. Мы кровь кое-как остановили и отвели его в травмпункт. Там ему нос вправили. А через день Вовка, уже трезвый, споткнулся обо что-то у себя в подъезде, полетел с лестницы, и опять носу не повезло. Нос он свернул, только в травмпункт больше
– Не понимаю, - удивился я.
– Чего ходить с кривым носом, если можно поправить!
– Боится. Мы ему говорим, он, вроде, соглашается, да все никак не соберется. Спьну-то море по колено, а у трезвого страх и тысяча сомнений.
На Степана Разина я свернул в свою сторону, а Валерка пошел в другую, куда-то на Курскую.
Дома меня ждал сюрприз. В нашей небольшой комнатке, которую мать называла залом, что в отрочестве у меня вызывало протест, потому что тесная комната четырех метров в длину и трех в ширину, темная от разросшихся кустов сирени в палисаднике за окном, мало соответствовала моим представлениям о залах. Зал был у генерала, дочери которой я, к счастью, смог помочь. Я помню, как был поражен богатством генеральской квартиры, когда мы с отцом ступили за порог особняка и оказались в прихожей, по размеру не меньше всей нашей квартиры. И зал. Огромная комната с высоким лепным потолком и роялем.
В нашем зале сидел Юрка Богданов, играл с моим отцом в шахматы и чувствовал себя как дома. Я поздоровался с Юркой. "Погоди, старик, - отмахнулся он от меня как от назойливой мухи.
– Здесь интересная позиция получается". И он уткнулся в доску, словно меня и не было. Получив мат, Юрка отвесил комплимент моему отцу: "Здорово Вы в шахматы играете, Юрий Тимофеевич".
– встал из-за стола и, наконец, удостоил меня своим вниманием:
– Пойдем, чувак, пройдемся по Бродвею.
– Да он же только пришел, - вошла в зал мать.
– Уж скоро спать ложиться, а вы гулять.
– Да что Вы, Александра Петровна, какое "спать", время детское. Мы часок. Пройдемся по Ленинской, то бишь, Бродвею, зайдем ко мне. Я Володю с родителями познакомлю. А то они все "Юра, ты хоть бы познакомил нас со своим другом как-нибудь".
Я с удивлением узнал, что, оказывается, я - Юркин друг.
– У меня чай с малиновым вареньем, - запоздалый голос матери догнал нас, когда мы уже были за дверью.
– В другой раз с удовольствием, - отозвался Юрка.
– Слушай, чувак, откуда у вас такие шахматы?
– спросил Юрка, когда мы вышли из дома.
– А чего ж ты у отца не спросил?
– Спросил.
– И что?
– Сказал, подарок.
– Подарок и есть.
И дальше я предпочел насчет подарка не распространяться.
Юрка понял, что я не хочу об этом говорить, но счел нужным заключить:
– Ценный подарочек.
Подарок был, конечно, знатный. Мысль меня как-то сама перенесла в то время, когда мы с отцом оказались невольными заложниками ситуации, из которой выпутались, как считал отец, только чудом.
Я помню, как вскоре после того, как генеральская дочь излечилась от болезни после моего рискованного эксперимента, генерал как-то вечером прислал за нами машину. Мы ушли в комнату девушки, а отца генерал увел к себе в кабинет, куда их домработница Варя унесла закуску. Сидели они там долго. А на следующий день шофер генерала, Фаддея Семеновича, привез аккуратный сверток. Когда мы сняли шуршащую пергаментную бумагу, под ней оказались шахматы. Шахматная доска привлекала инкрустацией янтарем и малахитом, а шахматные фигуры из слоновой кости и черного дерева изображали войско. Король и королева - шах и шахиня, на боевом слоне - погонщик, на коне - арабский наездник, ладьи изображали
Вот такой это был подарок...
– Ну и как тебе компания?
– вывел меня из задумчивости Юрка
– Да ничего. Хорошие ребята. А ты откуда знаешь, где я был?
– поинтересовался я.
– Сорока на хвосте принесла, - засмеялся Юрка.
– Да все просто, - добавил он, заметив, что мне неприятна его осведомленность. Это отдавало каким-то мелкообыватель- ским душком сплетни.
– Мне Олег Гончар сказал. Сам он на вашу тусу пойти не смог.
Юрка помолчал и спросил:
– А как тебе Маша Миронова?
– Хорошая девочка. А что?
– покосился я на Юрку.
– Она мне нравится, - серьезно сказал Юрка.
– Задружиться хочу.
– А чего ж ты не пошел к ним? У них там весело, - усмехнулся я, вспомнив "Чучу" на рентгеновском снимке.
– Я сказал, что мне Маша нравится, но не сказал, что нравится компания.
Мы вышли на Ленинскую, где жизнь, казалось, только начиналась.
– Вон Рэм хиляет с барухами .
Рэм шел по другой стороне Ленинской с двумя стильными девушками. На ногах у Рэма красовались туфли "на манке ". Такие туфли носили стиляги. Только Рэм усовершенствовал свои: когда он ступал на асфальт, от подошвы исходил свет, когда поднимал ногу - свет гас.
– В подошву вставлены лампочки, а в кармане штанов или пиджака - батарейка. Когда он касается подошвой асфальта, цепь замыкается, и лампочка загорается, - пояснил Юрка, хотя принцип был прост и любому пацану понятен.
Мимо нас медленно проехала бежевая "Победа", набитая молодыми людьми. Они высовывались из открытых окон и шумно здоровались со знакомыми.
– Это известный придурок Витя Широков, - отрекомендовал владельца машины Юрка.
– Машина папина. Папа приехал к нам на ПМЖ с Урала, где работал на Авиазаводе главным конструктором. Придурка-сына мать избаловала до ужаса, потому что отцу некогда было драть его ремнем. Когда Витьку забирают в милицию за хулиганство, отец отбирает у него ключи от машины, а мать, как курица-наседка бросается на защиту своего дитяти, упрекая мужика в черствости и в том, что тот жалеет несчастную железку, то есть машину, единственному сыну.
– Сядет, - заключил Юрка.
– Недавно балбесы сняли колеса с "Победы" начальника Треста очистки. Дело еле замяли. Колеса, конечно, вернули, хотя только этим, я думаю, дело не обошлось... Сядет, точно.
Мимо проплыла черноокая красавица. Невозможно было не обратить на нее внимания. Короткая стрижка черных волос оттеняла матовость ее лица. Овал лица, разрез губ, разлет бровей - все вылепилось идеально и неотразимо.
– Элька Скачко, - заметил мое замешательство Юрка.
– Хороша, только ножки подкачали. Обратил внимание, что у нее юбочка сильно ниже колен? Это она изъян прикрывает.
– А что у нее с ногами не так?
– удивился я.
А ты не заметил? Кривые, как у кавалериста. Но вокруг нее все равно хвост воздыхателей, чуваки роем вьются. Видно, брат, в этом случае главное не ноги и не голова, а смазливая мордашка.
– Что, тоже боруха?
– Да нет, скрипачка. На третьем курсе музучилища учится и в "Победе" в оркестре играет.
Вскоре мы свернули к машиностроительному институту и вышли к небольшому переулку, который упирался в обрывистый берег Орлика.