Студенты. Книга 1
Шрифт:
— Сейчас сюда Курбатова приведут из первого отряда. Отправь прямо в мой кабинет.
— Понял, гражданин начальник. Будет сделано! — ответил тот неожиданным молодым тенорком.
— Сколько лет дежурному? — не удержавшись, спросил Савва Николаевич у майора Головни.
— Да молодой он ещё, лет девятнадцать, не больше. Сейчас не помню. Молодняк сидит, — подытожил короткий разговор майор. — Когда начинал служить, а это лет тридцать назад было, на Северах молодняка почти не было, один-два в поле зрения, а так сплошь и рядом «старики», по нескольку ходок в зону, со стажем, своими привычками и законами. А сейчас все
Майор Головня покрутил головой и, найдя стул, подвинул его профессору.
— Садитесь. А вы, Тит Валентинович, вот сюда, на мое место.
И он посадил гостя за свой стол, где стоял самодельный стул в виде царского трона, с обитыми цветной тканью сиденьем и подлокотниками.
— Да нет, с дороги постоять хочется, насиделся в машине, — ответил Тит Валентинович.
Савва Николаевич, разглядывая обстановку кабинета, к своему удивлению отметил, что и кабинет начальника медсанчасти как две капли воды похож на кабинет начальника колонии, только в уменьшенном варианте, как говорят в народе — «те же щи, но пожиже». Когда-то давно родилось, а потом застыло своеобразное искусство быта тюремных обителей. Если бы не телефон, стоящий на полке, и телевизор в углу, то возникало ощущение, что в этом кабинете только что побывал Петр I после допроса своего сына Алексея.
Из медицинских принадлежностей здесь был фонендоскоп, повешенный почему-то на спинку стула, и бело-серый неглаженый медицинский халат.
Пока Савва Николаевич размышлял о превратностях судеб людей, попавших в колонию, дверь кабинета отворилась и без стука вошли двое: охранник и молодой человек в дорогом спортивном костюме. Охранник молча остановился у дверей, а молодой человек, пробормотав что-то вроде «привет всем», зашагал мимо всех прямо к креслу, где уже сидел Тит Валентинович. Тот торопливо встал. Парень протянул руку и они поздоровались.
— Давно здесь? — первым делом спросил парень.
— Да нет, сынок, только подъехали, — ответил Тит Валентинович и, показывая на Савву Николаевича, продолжил. — Знакомься. Доктор наук, профессор, осмотрит тебя, даст рекомендации и, возможно, будет тебя лечить. Не возражаешь?
— Нет, мне все равно, кто будет лечить, лишь бы помогло.
— Я надеюсь, что Савва Николаевич тот, кто поможет тебе.
Савва Николаевич понял, что ему пора переходить к делу.
— Я попрошу вас всех покинуть кабинет, если это возможно. Мне нужно осмотреть пациента.
— Нет проблем.
Тит Валентинович направился к выходу.
— А доктор Головня? — Тит Валентинович вопросительно посмотрел на Савву Николаевича.
— Нет, нет, пусть выйдут все. Я должен побеседовать с больным приватно…
Майор Головня, ни слова не говоря, надел фуражку и молча вышёл вслед за Титом Валентиновичем, ещё раньше выпустив за дверь охранника.
Оставшись один на один с пациентом, Савва Николаевич наконец сел за стол и предложил сесть молодому человеку на табурет рядом с собой. Тот послушно сел.
— Ну что ж, давайте я с вами побеседую, а потом осмотрю. Не возражаете?
— Что, раздеваться?
— Нет, пока не надо. Расскажите, как случилось, что вы заболели? И поподробнее.
— Да
— Кто такой Муха? — уточник Савва Николаевич.
— А это сосед по комнате. Мухин Витька. Мы с ним на пару живем, — пояснил молодой человек.
— А вас как зовут? — осведомился Савва Николаевич только лишь для того, чтобы поддержать тлеющую между ними связь.
Это как огонь, который никак не может заняться в дымном костре, сложенном наскоро из сырых дров, подожженных спичкой. Огонек где-то едва тлеет внутри костра, пуская едкий дым. Потом вспыхнет на какую-то секунду, если вдруг попадется сухой стебелек, и снова пропадет, спрятавшись вглубь в поисках сухого материала. Если такой костер не раздувать, то он погаснет.
Так и разговор с молодыми людьми: видимость есть, а результат нулевой.
— Зовут меня Эдик. А вас? Я не понял, когда отец о вас говорил.
— Савва Николаевич.
— А-а-а.
— Так, значит, утром вы, Эдик, не смогли встать. А потом что случилось?
— Муха… Витька, — поправился Эдик, — сказал дневальному, тот вызвал дежурного фельдшера. Пришёл Косорукий…
— Почему косорукий? Плохо что-то делает?
— Да можно сказать и так. У него фамилия Косоруцкий. Так вот он пришел, сунул мне градусник под мышку, а у меня температура ниже нормы.
— Сколько? — уточнил Савва Николаевич.
— Да он сказал, что 35 градусов. Мол, нечего прикидываться, вставай и иди на завтрак со всеми. А мне и не встать. Ну, послал я его куда следует, попросил Муху начальнику колонии сказать, что я заболел и чтобы он попросил отца приехать. Только тогда все забегали. Майор этот, Головешка, сам пришел. Давление измерил. Низкое, говорит, а отсюда, мол, у меня и слабость. К вечеру у меня, наоборот, температура до сорока поднялась, трясло так, что на койке подпрыгивал. А потом как холодный душ принял, замерз весь, не согреться. Муха свое одеяло на меня накинул, ничего не помогает. Мне таблетки сначала давали, а потом уколы ставить стали.
— Какие уколы? — попытался выяснить Савва Николаевич.
— Да у них лекарство одно — пенициллин, других нет. Полегчало после уколов. Так дней пять пролечили, вроде бы все и отошло. Аппетит появился, я стал с койки вставать. И тут вдруг кашель появился, стала мокрота выходить, запах гнилой какой-то… А потом вроде бы поутихло все. Но дня два назад кровь в слюне появилась. Я Головешке говорю: кровью харкаю, наверное, туберкулез. А тот — нет, не может быть, ты с тубиками не контачишь. Тут, мол, что-то другое. Короче, повезли меня в местную больницу. Врачиха посмотрела и сказала — больше данных за туберкулез. Рентген сделали, говорит, дырка у меня в легких. Ну тут бате начальник колонии позвонил. Вот и все…
— Хорошо, Эдик. Я теперь многое узнал о вашем заболевании.
— Это как же? Вы меня ещё не смотрели, — удивился Эдик.
— Не смотрел, но внимательно слушал. А теперь давайте раздевайтесь. Буду вас смотреть и слушать.
Осмотрев, послушав больного, Савва Николаевич нашёл подтверждение своих предположений. Пациент перенес острую пневмонию, осложненную абсцессом легкого.
— Доктор, что у меня? Жить буду? — с нескрываемым беспокойством задал вопрос Эдик, надевая свой дорогой спортивный костюм.