Ступень третья. Часть первая
Шрифт:
— Это временно, буквально на день. Дело государственной важности. В крайнем случае ты всегда можешь взять телефон у Замяткина. Или у Ивана. Но у Ивана нежелательно, потому что с ним может появиться необходимость срочно созвониться. А с Замяткиным мы можем связаться через тебя.
Олег вздохнул и почти нормально спросил:
— Что у тебя там случилось, что вы застряли?
— У меня небольшое перенапряжение, не угрожающее жизни, если тебя это беспокоит. Сам подумай, что у меня может случиться страшного под
Император, кстати, присмотр пытался сделать полным: ковырял защиту из последних оставшихся сил.
— Вот я и думаю. И знаешь, Ярослав, мне страшно.
— Не волнуйся, передай телефон Ефремову, и дальше уже его забота. А я пока отсижусь здесь. Может, начну твою насадку делать. Есть идеи.
— Ну наконец-то! — оживился Олег. — Тогда я Вере так и скажу, что по делу там сидишь. И постарайся быть поосторожней, а то знаю я тебя, с твоей склонностью к импульсивным необдуманным поступкам постоянно во что-то влипаешь.
Он отключился, а император спросил:
— Почему я не слышал вашего разговора? У вас какие-то секреты от меня?
— Не обязательно от вас, Ваше Императорское Величество. От всех. Это свойство артефакта — гасить звуки для посторонних, оно не отключается. То есть то, что мы говорим, слышим, только мы двое.
— Хорошая штука. А как осуществляется связь?
— Через артефактную базу, к которой привязаны трубки. Они только выглядят как телефоны, на самом деле начинка там совсем другая.
— Это тоже друидское наследство? — с понятным сомненьем поинтересовался император.
— Нет, это уже чисто мое изобретение, Ваше Императорское Величество. Мне нравится придумывать новые артефакты, это интересно, — пояснил я. — А еще интересно, что наши заговорщики уже приходили ко мне.
— С чего ты решил?
— С того, Ваше Императорское Величество, что отчим сейчас рассказал, что приходили двое под личиной и представлялись Императорской гвардией.
— А твоему отчиму откуда про личины знать? — скептически спросил император. — Он точно не маг.
— Зато у нас домофон особый. Показывает без личин. А то, что они есть, видно по небольшому мареву. Вот про марево отчим и сказал, а еще про неприятные рожи жуликов. В дом он их пускать на всякий случай не стал.
Тимофей вошел под купол без вопросов и разрешений.
— Вам волноваться нельзя, — заявил он императору. — Я не для того вам там все скреплял, чтобы вы на мой труд наплевали и умерли от такой ерунды.
Целитель из Тимофея был только начинающий, но ухватки у него были уже настоящего: если он видел перед собой пациента, то и относился как к пациенту, без оглядки на статус.
— Сурово, — усмехнулся император. — Но ты же рядом? При тебе мне ничего не грозит.
— Рядом я и сейчас не всегда. И дальше не буду. И я только в начале пути. Могу далеко не все. А на то что могу, слишком много
Тимофей говорил, прикрыв глаза, и отправляя целительскую волну на императора.
— Страшно представить, что из тебя выйдет в конце пути, — задумчиво сказал император. — Ярослав, пожалуй, я соглашусь на твое предложение.
— Какое?
— Ваш клан принимает и готовит двух целителей, которые потом будут посменно работать во дворце. Одного нам не хватит. Зарплату я им положу хорошую и в клан выплаты тоже пойдут. Что скажешь?
— Скажу, что мое условие по максимальной клятве будет в силах, — ответил я, понимая, что теперь придется дожимать Дамиана на троих целителей, поскольку два окажутся для нас частично потеряны. Но это не тот вопрос, в котором отказывают императорам.
Интерлюдия 4
Александр Игнатьевич Мальцев носился по особняку, как курица с отрубленной головой — быстро и хаотично. И выражение на лице у него тоже было, как у курицы, которую вот-вот кокнут и которая это только что осознала.
Отца он нашел на третьем полигоне. Мальцев-старший на появление сына внимание не обратил, он сосредоточенно создавал сложный конструкт, который и обрушил на мишень. От мишени даже пепла не осталось, но Мальцев довольным не выглядел.
— Долго, слишком долго, — бросил он и, не поворачиваясь к сыну, добавил: — Чего хотел-то, Саша?
— Зимина убили! — бухнул Александр, который до этого, несмотря на взвинченный вид, терпеливо дожидался, пока к нему обратятся.
— Убили и убили, все мы смертны, — равнодушно заметил Мальцев. — Умереть во цвете лет и даже не понять этого — что может быть лучше для мага?
— Почему ты думаешь, что не почувствовал? — подозрительно спросил сын. — Ты что-то знаешь?
Мальцев-старший развернулся всем корпусом и смерил тяжелым взглядом младшего.
— Таких персон убивают всегда быстро. Или его использовали в каком-то ритуале? Тогда да, смерть была медленной и нехорошей.
— Нет, не использовали, — неохотно признал сын. — И убийство под вопросом. Там могла быть и естественная смерть.
— И что тогда тебя так возбудило? — желчно спросил старший. — Стоишь, пыхтишь, отвлекаешь.
— Но он же умер… — теперь растерянно повторил младший.
— Туда ему и дорога. Сволочь был та еще. Нам-то что с того? Траур по нему объявить предлагаешь, что ли?
— А если?..
— Саша, что если? Бумаг мы не подписывали. Договоренности были устными. А что деньги переводили, так пусть наши юристы придумают что-нибудь. Поле для возможностей широкое: от благотворительности до возврата займа. Всё, плюнь на него и разотри. Он нам больше не интересен. С его преемником пора выстраивать отношения. Кто там вместо него будет, слухи не ходят?