Стылый ветер
Шрифт:
— А вот так, — усмехнулся я, не сводя глаз со сжавшегося как пружина Фрола. Старик понимал, что сейчас ему предложат что-то очень ценное и боялся лишний раз вздохнуть, страшась пропустить хоть слово. — Просто молва среди людей пойдёт о старике, что живёт себе в лесу на заимке, что не так далеко от Москвы. И живёт вроде неприметно, и большим достатком не может похвастаться, а только в любой день к самому государю вхож и к слова его царь Фёдор Борисович с благосклонностью выслушивает.
Я замолчал, внимательно следя за выражением лица бывшего татя. И тот не сдержался, не сумев справиться с нахлынувшими чувствами; оскалился как матёрый волк, загнавший в овраг лося. Оскалился, и тут же почти овладел собой, лишь с силой сжав деревянную
Значит, угадал я со своим предложением. Тут гордости на десятерых намешано, даром что наверняка из простых крестьян Фрол вышел. И такое влияние, когда даже опальные бояре к простому смотрителю заимки с просьбами приезжать будут, слаще мёда, дороже денег, выше чинов. Этакого ему больше никто не предложит.
— Благодарствую, государь. — Фрол, поднявшись из-за стола, низко поклонился. — Большей награды и придумать нельзя. Как пёс тебе служить буду.
Вот теперь и вина выпить спокойно можно. Тем более, что и воины из баньки скоро вернуться.
— Только учти, Фрол, — внушительно предупредил я старика. — Если действительно каждый день ко мне бегать будешь, да ещё с пустяками всякими, я вою милость могу и на гнев сменить.
— Об этом не заботься, государь, — повеселел Фрол, уже не скрывая улыбки. — Я, может, с докладами месяцами появляться не буду. Тут, главное, знать, что право такое имею!
— На том и договорились, — махнул рукой я. — Ну, где там твоё заморское вино? Неси.
Глава 8
— Разругались, значит?
— Не то слово, — усмехнулся Грязной. — Пашков едва с кулаками на большого воеводу не кинулся, насилу удержали. А Прокопий Ляпунов аж кровью дурной налился. Побагровел весь, губы трясутся, глаза молнии метают.
— Ишь как разозлились, — весело гоготнул Подопригора. — Вот теперь я тебе верю, Фёдор Иванович, что не взять Болотникову Москвы. Если среди атаманов согласия нет, о каком удачном походе думать можно? А если ещё и твоё предсказание сбудется, — полусотник недоверчиво покачал головой.
Ну, и ладно. Пусть качает. Недолго осталось. Уже сегодня в ночь на 5 ноября братья Ляпуновы и Сунбулов тайно со своими людьми на сторону Василия Шуйского переметнуться. Вот и сбудется первая часть предсказания. А когда через двенадцать дней ещё и Пашков перед началом сражения на сторону врага перейдёт, тогда и вторая часть пророчества своё подтверждение найдёт. Вот тогда и посмотрим, как ты головой качать станешь.
Ну, и остальные, в том числе, так как это предсказание я сделал на совещании, на которое собрал всех своих сторонников: Грязнова, Порохню, Мохину, Тараску, Глеба, Кривоноса, Мизинца. и Подопригору. И если первая четвёрка и так была под впечатлением моего предсказания о гибели первого ЛжеДмитрия, то остальные хоть и слышали об этом, но сами в моём пророческом даре ещё убедится не успели. Вот и закрепим теперь среди них свой авторитет. Особенно это полусотника касается. Может хоть так к себе этого человека привяжу, раз Грязной с Порохнёй в два голоса о большой пользе Подопригоры для дела талдычат.
— Сбудется, Яким, — пригубил я сбитня из кружки. — В том даже не сомневайся. Впрочем, уже завтра утром об этом услышишь. Но я вас не для этого собрал, други. Время пришло иным в путь отправляться, а другим к долгому походу готовиться.
— Уходить будем из-под Москвы? — догадался Порохня.
— Будем, — кивнул я в ответ. — Но не сразу. Сначала нужно к этому уходу подготовиться. Подопригора, — вновь оглянулся я на казака.
— Слушаю, Фёдор Иванович.
— Завтра с утра двинешься со своей полусотней в обход Москвы. К северо-западу на реке Уче примерно в двадцати верстах от города есть такое сельцо — Ивантеевка. Так вот. В сельце этом бумажная мельница (фабрика) стоит. В первую очередь изымаешь всю бумагу. Затем разбираешь все механизмы, что эту бумагу делают и на телеги. Людишек не обижай. За всё плати
— Сделаю, Фёдор Иванович, — посерьёзнел полусотник. — Только зачем тебе столько бумаги, в толк не возьму? Бумагой ворога не одолеешь.
— Это смотря как пользоваться. — усмехнулся я. — В умелых руках и бумага выстрелить может.
Из своего угла ободрительно хмыкнули Глеб с Кривоносом. Ну да, ту пробную партию бумажного патрона, что я в Ельце смастерил, мы с сотниками опробовать успели. Так что они новинку оценить в полной мере смогли; скорострельность значительно увеличилась, достигнув невероятной скорости аж в два выстрела за полторы минуты. В общем, ещё даже не родившийся, Фридрих Великий уже начинает сильно нервничать. Такими темпами лет через пятьдесят мы и знаменитую скорострельность его армии превзойдём. А если серьёзно, то в реальном бою, каждый стрелок всё равно скорее всего больше одного выстрела дать не успеет. Но то в открытом поле. А вот если полк за засеки спрячется и копьями ощетинится, то и на второй выстрел можно рассчитывать.
— С тобой, Василий Григорьевич, всё как было оговорено. Сбегаешь, вслед, за Пашковым в Москву. Поддержке сподвижника самого Ивана Грозного, Шуйский будет рад. Устраиваешься при дворе, налаживаешь связи, подбираешь людишек. В Москве мои и Чемоданова холопы должны остаться. К людишкам в той деревеньке, что мы с дядькой Иваном спасли, приглядись. Должны добро помнить. Вот только к Фролу не лезь. Бывший тать он. Награду я большую пообещал, но полного доверия к нему нет. Ну, и за Ломтём, что у князя Долгорукого теперь скорее всего служит, понаблюдай. Человек вроде верный, но открываться ему не спеши. Разве что нужда придёт.
— Всё сделаю, Фёдор Иванович, — склонил голову боярин. — Хотя Фролу, и впрямь, слишком много ты пообещал, — недовольно проворчал он. — Не по чину этому разбойнику по царским палатам без зову шастать! То и нашим обычаям поруха и тебе, государь, ущерб великий.
— Знаю, — отмахнулся я от воеводы. Грязной, как узнал о моём обещании бывшему разбойнику, так с тех пор и ворчит. — Вот только кто же ему по дворцу шастать позволит? Через чёрный ход пусть бредёт (о том, что я собирался в будущем завести целый штат таких Фролов, что станут моими глазами и ушами, Грязному лучше не знать. Совсем мне тогда покоя не станет). Да и не станет Фрол ко мне часто во дворец ломится. Знаю я таких. Ему сам факт, что он право имеет, важен, — я вновь глотнул сбитня и продолжил, давая понять, что разговор о бывшем разбойнике закончен. — Как только Болотникова из-под Москвы выгонят, печать заберёшь. Место, где мы с тобой её спрятали, приметное, не заплутаешь. И потихоньку грамоты начинай от моего имени по Москве разбрасывать. Понемногу, Василий Григорьевич, — твёрдо посмотрел я в глаза воеводе. — По мне, лучше пусть их совсем не будет, чем ты голову сложишь. Понял ли?
— Понял.
— Ну, смотри. Ну, а с вами, браты, — приобнял я Тараску с Мохиной, — разлука долгая предстоит. Тебе, Тараско путь в Сибирь держать. Там, видишь ли, самозванец воеводами по городкам моих сторонников раскидал. Всех их объезжать не нужно. Ты, главное, до Тюмени доберись. Там Матвей Михайлович Годунов воеводой сидит. Отдашь мою грамоту, расскажешь, что я в Костроме силы коплю. Пусть свяжется с остальными воеводами да идут все ко мне на соединение со всем войском, что собрать смогут. И мехов пускай побольше прихватят. За меха я у англичан сколько хочешь оружия и амуниции купить смогу. Времени у тебя много. Я в Костроме года два пробуду. Главное, доберись, Тараско.