Стылый ветер
Шрифт:
— Доберусь, Фёдор. Даже не сомневайся.
— А тебе Петро, дорога на Кавказ, в Картли. Засиделся там, поди, мой дядька окольничий Иван Чемоданов. Его тоже в Кострому зови. Сумеет во вспоможение отряд у картлийского царя выпросить — хорошо, нет, ну, и ладно. Лишь бы сам с сыном приехал. Две грамоты для царя и окольничему мы тебе, как и Тараске, в одежду зашьём.
Мохина лишь кивнул, дав понять, что понял приказ.
— Доберёшься до Нижнего Новгорода, — продолжил я напутствовать запорожца. — Там к какому-нибудь купцу, что вниз по Волге пойдёт, в охранники наймёшься. Так оно надёжнее будет.
— Большой воевода разозлится, — нахмурил брови Порохня. — Как бы беды не было.
— К Болотникову я после этого сам поеду, — со вздохом признался я. — Может, сразу и не казнит по старой памяти. А там объясню, что не могли мы позиции удержать. Ну, и заодно, уговорю отпустить наш отряд, дав нужную грамоту.
— Это как же ты его убедишь? — удивился Подопригора.
— Иван Исаевич царя Дмитрия из Польши никак дозваться не может. От того и москвичи ворота не открывают, что он спасшегося государя им предъявить возможности не имеет. Так я предложу ему хотя бы царицу им показать. Марина Мнишек сейчас в Ярославле заточена. Вот мы на её освобождение у большого воеводы и отпросимся.
— Должен отпустить, — кивнул мне Порохня. — Если Ляпуновы и Пашков свои отряды уведут, то Болотникову под Москвой не удержаться. И наш отряд здесь ничего не сможет изменить. А тут царица в руках. Даже если царь Дмитрий умер, она права на престол имеет. Отпустит он нас.
— Ну, вот, как только отпустит, ты Порохня отряд в Кострому и уведёшь.
— В Кострому, значит, — глубокомысленно заметил атаман.
Ну да, в Кострому. Я конечный пункт назначения затеянного ещё в Путивле похода, до последнего в секрете от всех держал. Сам не знаю почему. Видимо сглазить боялся. Вот и решил, что если до Москвы добраться удастся, то можно и о Костроме уже всерьёз загадывать.
Этот город в качестве своей будущей базы, я выбрал по нескольким причинам.
Во-первых, довольно удачное расположение. Вроде и не так далеко от Москвы, а всё же немного на отшибе стоит, чуть в стороне что от основных трактов; что на Север в сторону Новгорода, что на Восток в сторону Нижнего и Казани. Соответственно и вооружённые отряды что Шуйского, что второго самозванца там реже будут появляться. Во всяком случае достаточно крупные отряды, чтобы мы не могли с ними справиться.
Во-вторых, именно к Костроме выйдет со своим войском Давид Жеребцов, один из немногих бояр, до конца оставшихся преданными Годуновым и за это сосланный на воеводство в заполярную Мангазею. Опытный, преданный воевода с двумя тысячами хорошо вооружённых бойцов, лишними точно не будут.
В-третьих, сами Годуновы уроженцы как раз Костромской волости и там хватает достаточно преданных нашей семье людей.
Ну, и Ярославль, в которому сначала для виду отправится Порохня, лежит как раз по дороге к Костроме. Ему даже лишний крюк делать не придётся.
— А ты, государь? — от волнения нарушил конспирацию Грязной.
— А я с десятками Тараски и Мохины с юга Москву обогну и в Старицу подамся. Нужно срочно патриарха Иова навестить. Помрёт скоро старик. Попрощаюсь,
— А стоит ли так рисковать, Фёдор Иванович? — обеспокоился боярин. — Тебе ли что-то доказывать? Тебя многие в лицо знают. Регалии царские опять же имеются.
— Стоит, — со вздохом подтвердил я. — Слишком многие поверили в мою смерть. Лишней грамота точно не будет. У вас же задача прежняя, — нашёл я глазами Глеба и Кривоноса. — Войско моё тренировать. Получите бумагу, сразу переходите на бумажный патрон. Всё всем понятно? — и, не встретив возражений, заключил: — Ну, вот и хорошо.
Утром, как и было обещано, рязанцев на занятых ими позициях не оказалось. Ещё и светать не начало, а от Болотникова прискакал гонец со срочным вызовом воеводы Грязнова на военный совет.
— Начинается, — широко зевнул я, потянувшись. — Вот смысл в этом военном совете? — оглянулся я на подошедшего Подопригору. — Сколько не совещайся, рязанцев обратно разговорами не вернёшь. Они сейчас уже в Москве Шуйскому поклоны бьют.
— Значит, всё же ушли? — сузил глаза полусотник.
— А ты сомневался? — смерил я Якима глазами. — Ну, и напрасно. Вон, Порохня тоже сомневался, когда я ему о будущей гибели самозванца поведал. Зато теперь моим предсказаниям сразу верит. Расспроси его, будет время.
— Расспрошу, — Подопригора был на редкость серьёзен. — До Костромы дорога дальняя, о многом расспросить успею. Ну, прощай, Фёдор Иванович. О наказе своём не беспокойся. Всю округу обрыскаю, а подводы, чтобы мельницу эту увезти, сыщу.
— Доброй дороги тебе, Яким, — я неожиданно для себя понял, что начинаю понемногу доверять этому шебутному казаку, попившему у меня столько крови по дороге сюда. Прав был, Порохня; нет в Подопригоре гнили. Горяч, дерзок, непредсказуем. Но если уж примет твою сторону, более верного сторонника ещё поискать. — Осторожнее будь. На рожон не лезь. Будет опасность, бросай эту мельницу. Людей главное сбереги.
И приобнял полусотника, похлопав его по плечу.
— Эй, служивый. Не здесь ли живёт думный дворянин Василий Григорьевич Грязной?
Я оглянулся на голос, нашёл глазами стоящую возле часового фигуру и резко отвернулся, до боли стиснув зубы.
— Может и здесь? А тебе что за интерес, боярин? — бывший курский горожанин, прибившийся к нам ещё в то время, когда мы к Ельцу брели, особого трепета перед одетым в дорогую шубу всадником не испытывал. Не зря всё же мы этих охламонов столько муштровали. Чувствуется выучка.
— Ты чего, Фёдор? — заметил мою реакцию Подопригора. — Али знакомец твой? — недобро сощурился он.
— Так дело у меня к нему. Скажи воеводе, что старый товарищ с ним повидаться приехал. Московский дворянин Андрей Васильевич Шерефединов.
— Так нет воеводы, боярин. Отъехал он.
— Куда?
— А то мне не ведомо, — вновь порадовал меня часовой. Прекрасно ведь знает, что Грязной к Болотникову ускакал, а с кем попало не откровенничает. — Спозаранку куда-то ускакал.
— Пригласи его в доме подождать, — процедил я насторожившемуся Якиму. — И полусотню свою придержи. Дело для тебя будет.