Суда не будет

Федин Андрей Анатольевич

— Здравствуй, Алексей Михайлович, — сказал я. — Входи. Закрой дверь.

Глава 19

В кабинете Соколовского мало что изменилось с моего прошлого визита. Всё так же стояли ровными рядами на полках шкафов книги. Покачивалась на сквозняке белая тюлевая штора. С полки у окна высокомерно посматривал на дверь кабинета гипсовый бюст бородатого мужика. Блестела глянцевая поверхность стоявшего рядом с бюстом глобуса. В воздухе всё так же пахло табачным дымом и кофе,

словно эти запахи были частью интерьера.

Но некоторые изменения за конец июля и начало августа в кабинете всё же случились. С ковра на полу исчезло оставленное Ромой Кислым кровавое пятно. Политическая карта СССР около входной двери украсилась парой новых флажков, словно в этом месяце её владелец захватил новые территории. На «начальственном» столе я заметил новую чистую хрустальную пепельницу — не ту, которой я в прошлом месяце зарядил Лёше Соколовскому в лоб.

Именно в эту пока ещё заметную отметину на Лёшином лбу я сейчас и указывал стволом своего пистолета. Соколовский моргнул, привыкая к осветившему кабинет яркому свету, заглянул в дуло ПМ. Я отметил, что его будто смазанный жиром лоб сейчас блестел подобно стоявшему на полке у окна глобусу. Припорошенный перхотью пробор на Лёшиной голове выглядел ровным, словно начерченным под линейку. На Лёшиных щеках пылал румянец.

— Алексей Михайлович, закрой дверь, — напомнил я.

Соколовский суетливо сместился в сторону (ближе к карте СССР), украшенной позолоченными часами рукой толкнул дверь. Громко щёлкнул дверной замок. Мне показалось, что Лёша вздрогнул, будто поначалу он принял тот щелчок за выстрел из пистолета. Но Соколовский быстро опомнился: он глубоко вдохнул, выпрямил спину (не избавился при этом от вдовьей холки). Запахнул халат — прикрыл волосатую грудь. Нахмурился.

— Здравствуй, Дмитрий Иванович, — сказал Лёша. — Неожиданная встреча.

Большим пальцем левой руки Соколовский потёр камень на золотом перстне.

— Встреча не запланированная, — согласился я. — Но необходимая. Проходи, Алексей Михайлович. Присаживайся в кресло.

Я шагнул в сторону, освободил для Соколовского путь к столу. Видел, как Лёша напрягся — он будто бы приготовился к схватке. Испуг выветрился из Лёшиного взгляда. Его сменило любопытство и негодование. Соколовский ухмыльнулся, дёрнул головой. Смотрел на меня с лукавым прищуром. Я покачнул пистолетом — указал им в сторону окна, где за письменным столом возвышалось шикарное алое кресло, украшенное золотой вышивкой.

— От чего ж не присесть, — сказал Лёша. — Присяду. День сегодня выдался непростой. Утомительный.

Он прошёл мимо меня; обошёл стол, чиркнул по краю столешницы кончиками пальцев. Тюлевая штора на окне изобразила парус: она выгнулась навстречу хозяину кабинета. Лёша привычным движением уселся в кресло, взгромоздил руки на алые подлокотники — будто взобрался на трон. Он посмотрел на меня поверх стола, сверкнул камнем на перстне. На своём рабочем месте

Лёша явно почувствовал себя увереннее. Соколовский указал мне рукой на стул.

— Ты тоже не стой, Дмитрий Иванович, — сказал он. — В ногах правды нет. Располагайся. Чувствуй себя, как дома.

Соколовский ухмыльнулся.

Сказал:

— Вижу, что у тебя ко мне срочное дело. Иначе бы ты не нагрянул столь… неожиданно. Рассказывай, Дмитрий Иванович, что тебя ко мне привело. Помогу, чем смогу. А могу я очень многое. Правда. Да ты и сам это прекрасно знаешь. Чаю или кофе не хочешь? Или лучше коньяку для хорошего сна? Мне на днях прислали неплохой. Из Армении.

Я подошёл к стулу, сложил руки на его высокой спинке. Пистолет при этом всё ещё смотрел Соколовскому в лицо.

Лёше этот момент не понравился.

Соколовский дёрнул украшенной перстнем рукой и сказал:

— Дмитрий Иванович, убери пистолет.

Лёша прижал ладонь к груди. Покачал головой.

— Трудный был день, — признался он. — Мне сегодня знатно потрепали нервы. А ещё говорят, что я ничего не делаю и только деньги лопатой загребаю. Глупцы. Правда. Им бы мои заботы. Ещё и ты теперь… тычешь в меня стволом. Вижу, что у тебя, Дмитрий Иванович, ко мне серьёзный разговор. Так давай поговорим. Но обойдёмся без этих… понтов.

Лёша развёл руками — он снова продемонстрировал мне позолоченные часы и перстень с большим блестящим камнем. Соколовский отвёл взгляд от пистолета в моей руке (тот по-прежнему целил Лёше в лоб), посмотрел мне в лицо. Пару секунд мы с Лёшей бодались взглядами. Я тут же вспомнил, как мы с Димкой в детстве устраивали похожие баталии. Завершались они всегда с одним результатом. Соколовский опустил глаза. Он вздохнул, придвинул к себе пепельницу.

Лёша снова взглянул на меня исподлобья и сказал:

— Говори уже, Дмитрий Иванович. Что тебе нужно? Какой у тебя ко мне вопрос?

— Вопрос один, — заявил я. — Почему?

Замолчал, пристально посмотрел на Лёшу сверху вниз.

— Почему… что? — спросил Соколовский.

Он снова заглянул мне в глаза, дёрнул плечами и нервно продолжил:

— Не понимаю, Дмитрий Иванович. Поясни. Что значит это твоё «почему»?

Лёша пальцем погладил край пепельницы. Он постучал по нему ногтем указательного пальца — хрустальный звон я не услышал.

— Надежда Рыкова, — сказал я. — Следователь нашей городской прокуратуры. Жена моего младшего брата. Чем она тебе помешала?

Мне показалось, что Соколовский задержал дыхание. Я заметил, что у него на лбу (около аккуратно зачёсанных набок волос) выступили крохотные капли пота. Они блеснули в свете ламп, когда Соколовский дёрнул головой. Лёша сощурил глаза, нервно закусил нижнюю губу. Указательным пальцем Соколовский всё ещё постукивал по краю пепельницы, почти беззвучно. Так же беззвучно покачивалась штора, закрывавшая почти чёрный прямоугольник окна.