Судьба королевского наследника

Джонс Амо

Разозлился, что я игнорирую его уже несколько недель, но, боже мой, неужели парень не понимает явного намека?

— Я не хочу с тобой разговаривать, Тревор. Так что, будь добр, пожалуйста, отвали.

— Связь с какими-то богатыми Буратино, как я погляжу, вскружила тебе голову.

Я резко останавливаюсь, разворачиваюсь и вхожу в его пространство, что раздражает, так как это именно то, чего он хочет. Его ухмылка красноречива, даже если он пытается скрыть свой гнев.

— Единственное, что приходит мне в голову, — член в три раза больше твоего, так что, если ты хочешь сидеть

здесь и устраивать детские истерики и оскорбления, я в игре. Я буду первой. Я была рада, когда узнала, что ты изменял, потому что это означало, что твой тусклый член теперь стал чьей-то проблемой, и мне не нужно было советовать тебе вложиться в виагру и возможно, в помпу или две.

Рука Тревора обхватывает мой бицепс. Что-то взрывается за моими ребрами, заставляя мою грудь вздрагивать, но я сглатываю, не обращая внимания на это, вырываясь из его хватки.

Он неумолим. Его губы изгибаются.

— Ты действительно думаешь, что какие-то детишки с трастовым фондом считают тебя достойной чего-то большего, чем простого перепихона?

— До тех пор, пока они думают, что я хороша.

Мне удается вырваться из его рук, я слегка пихаю его в грудь за то, что он дурачился, и спешу к дверям кафе.

Порыв ветра появляется из ниоткуда, врывается мне в спину, бросая волосы мне в лицо, и клянусь, он действует как торнадо, но мягкий, как однажды закружился вокруг меня. Напряжение мгновенно покидает мое тело, и я оборачиваюсь, чтобы посмотреть, следует ли Тревор за мной, и от этого зрелища у меня отвисает челюсть.

Тревор стоит на коленях, по его лицу течет кровь, нос разбит, но вокруг никого.

Через несколько мгновений после того, как я замечаю, другие тоже начинают замечать, и люди спешат ему на помощь.

Мои брови приподнимаются, и я подхожу к стеклянной двери, прижимая к ней руку, пока смотрю, мой разум путается, а затем тепло возвращается к моей ладони, обволакивает мои пальцы и спускается вниз по руке, пока не проникает за пределы кожи.

Мой желудок извергается миллионом маленьких жучков-молний, их крылышки щекочут и дразнят изнутри, и на моих губах появляется легкая улыбка, прежде чем я могу это остановить.

Когда я опускаю руку, мой отпечаток медленно исчезает со стекла, но когда я делаю шаг назад, там появляется более крупный отпечаток.

Я резко втягиваю воздух, прижимая руку к груди. Мой взгляд скользит дальше и обнаруживает, что Тревора увозят на университетской тележке, а когда я оглядываюсь назад, отпечаток исчезает.

Внезапно на меня накатывает сокрушительная волна одиночества.

Это иррационально, да, но реально.

И тревожно.

Мне нужен мой гребаный кофе.

Вы могли бы подумать, что курс базовой психологии должен быть, по крайней мере, интересным, но это не что иное, как лекция за лекцией старика, высказывающего свое мнение, а не что-либо еще, поэтому сказать, что я боюсь часа и пятидесяти минут бессмыслицы, было бы преуменьшением.

Я решаю выпить еще

порцию кофе в кафе, чтобы успокоить свои нервы. Так что чего я с нетерпением жду, так это медленно потягивать свой очень большой горячий латте и растворяться в орехово-сладком вкусе, игнорируя при этом каждое слово, произносимое мужчиной средних лет, которому пора перестать красить самому себе волосы. Такими темпами меня выгонят из университета еще до следующего семестра. Мне придется смириться с этим и попросить Бена о каком-нибудь жестком репетиторстве, если я хочу иметь хотя бы малейший шанс получить минимально допустимый средний балл, необходимый для сохранения стипендии, которую я каким-то образом получила здесь. Честно говоря, это, наверное, самое большое достижение, которого я когда-либо достигну, и это жалко.

Опускаясь на свое место, я скидываю ботинки в надежде, что никто не решит сесть передо мной, но даже несмотря на то, что я выбираю самый последний ряд на самом верху кресел в стиле зрительного зала, почти вплотную к стене, это не срабатывает, и какой-то парень опускается на стул. Почему? Я не знаю. Он в очках, и хотя у меня чертовски хорошее зрение, даже я с трудом могу различить черты лица человека, сидящего внизу.

Всем студентам не требуется много времени, чтобы прибыть, а затем двери с грохотом закрываются, наш профессор вскакивает на ноги со своей изящной маленькой гарнитурой, которая выглядит так, словно принадлежала телемаркетеру пятнадцать лет назад.

— Сегодня мы пройдемся по главам с четырнадцатой по семнадцатую, поэтому, пожалуйста, достаньте свои заметки и…

Он замолкает, когда ближайшая к нему дверь распахивается, и я чуть не подавляюсь своим напитком при виде мужчины, который заходит внутрь.

Я резко выпрямляюсь, опуская бумажный стаканчик на маленький столик рядом со мной, мои глаза бегают по комнате, обыскивая каждый другой вход и возвращаясь к главному, снова и снова.

Никто иной, как я полагаю, старший брат, его зовут Крид, подходит к профессору с видом уверенности, которой не должен обладать ни один мужчина, особенно такой горячий, как он.

Профессор выглядит раздраженным, двигаясь вперед резкими шагами, но затем он внезапно останавливается. Я внимательно наблюдаю за Кридом, когда его губы шевелятся, а спина профессора выпрямляется.

Крид опускает подбородок, и профессор обходит его… прямо к двери.

Я медленно откидываюсь назад, опускаясь все ниже и ниже на своем сиденье, надеясь, что может быть, если я уменьшусь в размерах или полностью упаду на пол, он меня не увидит, но затем его глаза поднимаются, встречаясь с моими.

У меня пересыхает в горле, но я пытаюсь скрыть, как начинают дрожать мои конечности, поднимая чашку с кофе и твердо усаживаясь на свое место.

Надеюсь, снаружи я выгляжу совершенно невозмутимой, почти раздраженной его присутствием. Если то, как его губы изгибаются в одну сторону, говорит мне о чем-нибудь, то я никого не обманываю.

Ну, не обманывать парня, который может быть, а может и не быть каким-то мифическим существом.

Если они обладают магией, то кем они могут быть?