Судьба олигарха
Шрифт:
Дела, раскрутившегося на строительстве и продаже земли бизнесмена, сейчас шли неважно. Скупленные для перепродажи гектары стремительно теряли в цене, начатая им стройка коттеджного городка под Киевом прекратилась после того, как банки перестали давать кредит, да и цены на недвижимость резко пошли вниз. И недостроенные коттеджи, никому теперь не нужные по той цене, за которую их планировали продать, стояли, своим заброшенным видом не вселяя оптимизма их владельцу. Жил он, потихоньку влезая в долги, главным образом на то, что приносила сеть заправочных станций, на одной из которых и состоялся их первый разговор.
На заправочном комплексе с мойкой,
В понедельник, среду и пятницу Олигарх ездил в элитный спортклуб, VIP-посетителем которого являлся.
– Сейчас с деньгами завал – активы заморожены, все встало, если б не заправка, не знал бы, что и делать. Вот чуть с делами разгребусь, может что «прострелит» наконец и возьму вам абонемент, будем вместе заниматься. Вам не так скучно будет, да и меня поднатаскаете, – пообещал он, забирая сумку из багажника.
– Спасибо, – уклончиво поблагодарил Макс, – но у нас свой зал есть. Он хоть в полуподвале, блины там ржавые и стены в трещинах, зато в нем такая обалденная аура!
– Тебе по статусу положено, – вставил Пашка, проходя сквозь вращающиеся двери фойе в, сверкающий кафелем, мрамором и зеркалами, вестибюль. – А мы здесь чужие.
После зала Олигарх иногда встречался с кем-нибудь в центре, но чаще возвращался домой. Лето он проводил за городом, в разбогатевшем на продаже земельных паев селе, где иномарки были практически в каждом дворе, как некогда коровы, куры и свиньи. На окраине у него был обнесенный забором дом, ничем особо – ни высотой ограды, ни вычурностью постройки – внешне не отличавшийся от соседских. С трех сторон, сразу за периметром участка начинался сосновый лес и даже во дворе росли высоченные сосны, с четвертой к усадьбе вела заасфальтированная бизнесменом дорога.
В частном доме Вирчаса его новая охрана ни разу не была, но предполагала, что дача обустроена в лучших традициях вилл американских миллионеров. Бройлер жил в огороженном трехметровым забором коттедже и планировал построить во дворе бассейн, но увидев смету, пожалел денег, на что Олигарх заметил Максу:
– Во дворе еще куда ни шло, но в доме, это уже лишнее. Я сделал сдуру, когда деньги шальные шли, теперь жалею – стены плесенью покрываются и хлоркой воняет, как в казарме. Мой тебе совет, Макс, будешь строить на даче бассейн, делай во дворе.
Когда Вирчас вышел из машины, Максим удивленно спросил Пашку:
– Какая дача, какой бассейн? Я не знаю, как ванную поменять! Он что, думает, мы тоже олигархи?
В холодное время бизнесмен уезжал на зимнюю квартиру, главным образом из-за детей, трехлетнего Руслана и пятилетней Лизы. Возить их каждый день за тридцать километров в детский сад и обратно, по обледенелой, занесенной снегом узкой дороге, было рискованно.
Как и положено Олигарху, у него была модельной внешности супруга, на голову выше мужа, и явно недотягивающая
– Это же не его уровень! – переживал за Вирчаса Макс, с трудом успевая по загруженной транспортом дороге, за Олигархом и его юной спутницей. – За те подарки, что он делает, любовницей у него должна быть двухметровая супермодель, с бюстом Памелы Андерсон и губами Анжелины Джоли, – возмущался Максим, проезжая вслед за «Майбахом» на запрещающий знак.
Возил жену Олигарха на персикового цвета джипе «Лексус» некто Геныч, невысокий, но крепкий спортивно сложенный парень. У него не было ни семьи, ни дома, ни флага, ни родины, и если б не Вирчас, то сидел бы он сейчас на нарах, с которых Олигарх его благополучно вытащил, уплатив пять тысяч долларов. Где они познакомились и что связывало между собой столь разных людей, история умалчивала, но по рассказам бизнесмена, в начале девяностых Геныч, сколотив бригаду из таких же, как сам сорвиголов, промышлял в Германии бандитизмом, и, отсидев в немецких тюрьмах пять лет, был депортирован.
– В свое время ворочал мешками денег, «брюлей» было столько, что в две ладони не помещались. И где это все сейчас? – с невеселой усмешкой спросил Максима Олигарх, главным образом он обращался к нему. – Если б я дело не замял, еще долго бы не вышел. Но рисковый парень, в Германии такое чудил! Угнал «Харлей» со стоянки перед супермаркетом, просто так, и давай по Берлину на нем гонять. Всю полицию за собой собрал, столько аварий устроил, мотоцикл разбил в лепешку, а самому хоть бы что! – с уважением и скрытой гордостью за приятеля произнес Олигарх.
– И какова мораль? – спросил Паша с заднего сидения внедорожника, прозванного ими за сложную систему открывания дверей Трансформер.
– Мораль? – задумавшись, переспросил Вирчас. – В том, что кроме мешка денег должна быть еще и голова, а когда на плечах жопа, не поможет даже ведро бриллиантов.
В Киеве Олигарх жил на Харьковском массиве, в недавно построенной комфортабельной многоэтажке из тридцати восьми этажей. В первый день, заходя вслед за бизнесменом в модерновое парадное, где стояли металлопластиковые окна и двери, а само оно казалось оранжереей из-за обилия вазонов, Паша почему-то решил, что тот идет в парикмахерскую.
– В этом доме что, все подъезды такие навороченные? – спросил он бизнесмена на следующее утро.
– Почему навороченные? – удивленно посмотрел на него Вирчас. – Обычные парадняки.
В этом было главное отличие Паши и Олигарха, в понимании мира и своего места в нем. Будь Вирчас рыцарем, на его щите обязательно красовался бы девиз: «Не я для мира, но мир для меня». Если что-то не устраивало его, он изменял положение вещей при помощи «волшебной палочки», своих денег. Павел же менялся сам, приспосабливаясь к новым условиям. В его парадном пахло мочой, было темно, а под ногами, как опавшие листья шуршали использованные шприцы. Но что он запомнил навсегда, так это стоявшую в углу лестничной площадки литровую банку с «уложенным» в нее, словно огромный коричневый червь, человеческим дерьмом. Она стояла дня три, источая зловоние и Паша, проходя мимо, заранее набирал в легкие воздух, будто опытный ныряльщик, а потом кто-то этот памятник человеческой изобретательности все-таки выбросил. И это тоже был Киев, но другой – город для всех.