Судьба разведчика: Книга воспоминаний
Шрифт:
На судебном процессе и в последующих публикациях, в частности в книгах бывшего начальника норвежской контрразведки Гуннара Хорстада и шефа службы наружного наблюдения Эрнульфа Тофте, факт направления Владимира Жижина на работу в советское представительство при ООН подается чуть ли не как улика против Арне Трехолта. Поскольку, мол, Жижин появился в Нью-Йорке зимой 1980 года — год спустя после прибытия туда Трехолта — это может служить подтверждением шпионской деятельности последнего.
Но такой вывод — результат особенностей норвежского менталитета и, в частности, взгляда на мир, в котором Норвегии отводится роль «пупа земли». Коли В. Жижин, работавший раньше в Норвегии и известный как специалист по Скандинавии, направляется в ООН, то этому
Правда же состоит в том, что Владимир Жижин был командирован в Нью-Йорк после достаточно жесткой борьбы между руководителями ряда подразделений ПГУ КГБ СССР, каждый из которых хотел получить перспективных оперработников и использовать их на своих участках работы. Это весьма полезно и для самих сотрудников с точки зрения расширения кругозора, приобретения нового опыта, улучшения знания иностранных языков и т. д.
Именно в то время мы серьезно изучали опыт ЦРУ, которое никогда не задерживало своих сотрудников слишком долго в одном и том же регионе. Это объяснялось тем, что бдительность и, если хотите, любопытство к происходящему в той или иной точке земного шара со временем притупляются. Люди свыкаются с местной обстановкой, что имеет и положительные, и отрицательные стороны. Кроме того, контрразведка набирает постепенно определенный объем данных о представителях спецслужб иностранных государств, что чревато риском их разоблачения.
Перемещение сотрудников на новые участки работы имеет также то преимущество, что оно в определенной степени может ввести в заблуждение соперничающие специальные службы. Однако главная цель состоит в том, чтобы позволить молодым талантливым офицерам попробовать себя в новой обстановке и продвинуться в разведывательной карьере.
По согласованию с начальником Первого (американского) отдела ПГУ, ныне ушедшим из жизни Владимиром Михайловичем Казаковым, еще в начале 1978 года, то есть задолго до получения Трехолтом своего назначения на работу в Нью-Йорк, нами было принято решение о переводе двух сотрудников его подразделения в мой отдел, на англо-скандинавский участок. Мой же сотрудник, а именно Владимир Жижин, был откомандирован в отдел Казакова для продолжения службы в Нью-Йорке.
Жижин довольно быстро стал заметной фигурой в представительстве СССР при ООН. Он глубоко разобрался в сложных проблемах ближневосточного урегулирования, проявил себя квалифицированным экспертом по вопросам международных конфликтов вокруг Афганистана и Кипра. Было приятно узнать, что мой бывший подчиненный выделялся среди других советских сотрудников в Соединенных Штатах своими аналитическими способностями и умением заводить и поддерживать широкий круг связей. Он стал одним из наиболее доверенных лиц в окружении представителя при ООН О.А.Трояновского, неоднократно готовил проекты важных выступлений советской стороны в Совете Безопасности. Активная работа Жижина получала весьма лестную оценку как со стороны высшего руководства МИД СССР, так и со стороны нашего резидента в Нью-Йорке. Нам было известно, что иностранные, в том числе и норвежские, дипломаты ценили его умение вести политические беседы и обмениваться информацией.
В качестве другой «улики» против Трехолта как «советского агента» была использована известная фотография, запечатлевшая его вместе с Титовым и Лопатиным на прогулке в Вене. Если бы Трехолт действительно был завербован нами в качестве агента, наши сотрудники, разумеется, не стали бы рисковать, открыто встречаясь с ним на улице австрийской столицы. В этом случае мы приняли бы меры предосторожности и конспирации, принятые в работе с агентурой, и не допустили бы личных встреч с Титовым, который к этому времени был хорошо известен западным спецслужбам как сотрудник КГБ. При организации тайной встречи с ценным источником, например в Хельсинки, потребовалась бы тщательная
К тому же Титов ранее был объявлен в Норвегии «персоной нон грата». Их встреча, напротив, является доказательством того, что Трехолт не был советским агентом. Впоследствии мы узнали, что в этот период Трехолт находился под интенсивным наблюдением, однако это не имело тогда для нас сколько-нибудь существенного значения. Нас не интересовало даже, докладывал ли он о содержании контакта с нашими представителями своему руководству. Титову, в свою очередь, не было предписано докладывать обо всех своих встречах с Трехолтом.
Шокирующий приговор, который был вынесен Трехолту, основывается на предположениях, гаданиях и откровенной фальсификации.
Норвежская контрразведка прекрасно знает, к какой информации имел доступ Арне Трехолт на тот или иной момент. Ей отлично известно, что, когда, по утверждению Гордиевского, он переводил полученные от Трехолта документы НАТО, тот вообще не поддерживал никаких контактов с советскими представителями.
В деле Трехолта много аспектов, вызывающих недоумение. Например, в конце лета — начале осени 1978 года в советско-норвежских отношениях появились некоторые осложнения. Советский истребитель МИГ сбился с курса и потерпел крушение на маленьком норвежском необитаемом острове Хопеню. С советской стороны, естественно, был затребован «черный ящик», чему норвежцы воспротивились. Возникла дипломатическая коллизия, преодолению которой в немалой степени способствовал тогдашний министр иностранных дел Норвегии Кнут Фрюденлунд.
В беседе с советским послом Фрюденлунд откровенно выразил неудовлетворение слабыми контактами между Норвегией и Советским Союзом. Он подчеркнул, и это было передано в Москву но линии посольства, что в такого рода ситуациях для поиска выхода из тупика нужны люди со способностями Арне Трехолта.
Нам известно сегодня, что к тому времени Трехолт уже в течение года — с осени 1977 года — находился под наблюдением норвежских спецслужб с ведома и согласия министра иностранных дел. И в то же время министр не колеблясь использовал его в роли канала для поиска решения деликатных двусторонних проблем.
Подводя итог, хотел бы подчеркнуть следующее. Арне Трехолт был открытым, общительным дипломатом и политическим деятелем с решительным характером и четкими жизненными позициями. Он не скрывал своих взглядов ни в публичных выступлениях, ни в узком кругу. Его поведение, короче говоря, представляло прямую противоположность типичному поведению разведчика.
Работая сотрудником разведки в Осло, начальником отдела в Центре, а затем и первым заместителем начальника советской внешней разведки, я был осведомлен о вербовках агентуры в Норвегии. Арне Трехолт не был нашим агентом. В беседах с советскими, как и с другими, дипломатами он высказывал оценки и точки зрения, которые были неординарными, но именно поэтому бесценными для более детального понимания процессов и тенденций развития политических событий. В исторической ретроспективе значение контакта с ним становится все более очевидным. И именно поэтому тяжелая судьба Арне Трехолта болью отдается в моем сердце.
Глава 15
Две судьбы — Руст и Соутер
Когда 28 мая 1987 г. восемнадцатилетний гражданин Западной Германии приземлился на маленьком спортивном самолете на мосту рядом с Покровским собором, известным больше как храм Василия Блаженного на Красной площади, многие в мире восприняли это с улыбкой. Большинство наших сограждан, оказавшихся поблизости от Руста во время посадки самолета, подумали, что идут съемки фильма и оснований для беспокойства нет. У улыбающегося во весь рот пилота просили автографы. До тех пор, пока не появилась милиция.