Судьба — солдатская
Шрифт:
Фасбиндер деланно забросил ногу за ногу и чмокнул языком, намереваясь, видно, что-то сказать. Но его опередил штурмбанфюрер:
— Это вам не важно знать, — произнес он. — Имейте в виду только одно: к ней применяется допрос жесткий, Не раскисните.
Он начал звонить по телефону. Просил, чтобы Соню «приготовили» в отдельной комнате. Зоммеру, когда положил трубку, сказал даже чересчур любезно:
— Вы можете обещать: мы сохраним ей жизнь, если она будет благоразумна. Скажите, мы даруем ей свободу. Что угодно обещайте, только развяжите ей язык…
Зоммер
Глаза медленно привыкали к полумраку. Стали различать порванное на спине платье. Рука ниже локтя вся в ссадинах и кровоподтеках… Зоммер боязливо прикоснулся к плечу Сони. Она инстинктивно отшатнулась. Повернулась к нему, и он увидел ее лицо с разбитой щекой и синяком под глазом. Неожиданно Соня выбросила ему навстречу руки с растопыренными вздутыми и красными вокруг ногтей пальцами, отшатнулась. Будто говорила: не подходи, вон, прочь! Зоммер сразу понял, что она, как и он, играет свою, неизвестную ему роль и что правды гестаповцам она не говорила.
— Сопя, — бледнея, сказал он, а сам, не мигая, смотрел на ее искусанные, вздувшиеся губы. — Это я.
В полуоткрытую дверь вошел солдат и, взяв из-за стола стул, поставил его возле Сони. Ушел, прикрыв дверь. Какую-то долю времени Зоммер колебался, а потом, пододвинув стул вплотную к Сониному, сел.
Теперь Соня уже глядела на него. Ее усталый, остановившийся взгляд молил о чем-то. Зоммера, представившего, что она здесь вытерпела, охватила мелкая дрожь. Стараясь овладеть собой, он мигнул ей. Опустив голову, проговорил, произнося слова, как мог, холоднее:
— Я пришел к тебе, как друг. Если ты доверяешь мне, ты расскажешь все, как это случилось. Власти, если ты сознаешься, гарантируют тебе жизнь и свободу.
Соня вдруг привалилась к нему. Ее губы почти коснулись его уха. Застучав об пол ногами, она торопливо зашептала:
— Нас подслушивают. Положи в дупло ветлы у Псковы записку: «Шилов провокатор. Звездочка». — И уточнила: — От Вали к нам четвертый дом. У самой речки.
Соня хотела сказать что-то еще — может, кто придет за запиской. Но вбежавший на шум гестаповец заорал на Зоммера по-немецки:
— Вам следует делать не так! Вы спрашивайте!
Под этот окрик Зоммер отшатнулся от Сони, слова которой привели его в себя: он перестал вздрагивать, вернулась собранность, самообладание.
Твердя в уме текст записки, Зоммер тяжело посмотрел на солдата. Все еще бледный, он поднялся со стула, сокрушенно развел руками перед гестаповцем. А хотелось… сдавить тюремщику горло. Но Зоммер не пошел, как Закобуня, на это — понимал: надо сделать все, чтобы скорее предупредить оставшихся на свободе товарищей о пробравшейся в их среду сволочи.
Соня уже через всхлипы,
— Прости… Не думала, что так скоро… Виновата перед тобой…
А он, как в угаре, пятился к двери. Растерянно поглядывал на солдата. Говорил:
— Соня, я еще раз прошу: расскажи, что у вас… на душе. С кем вы связаны?
Гестаповец заставил его, грубо толкнув, вернуться. Зоммер подошел к Соне. Стоял перед ней, уронив голову.
— Никаких у меня связей ни с кем нет, — вытирая изувеченной рукой глаза, устало проговорила она. — Этот человек, которого приводят ко мне на допрос… Я его не знаю. Я не придавала этой записке значения. Меня попросил какой-то гражданин…
Зоммер слушал ее и не слушал.
Гестаповец опять вышел, закрыв за собой дверь.
Зоммеру хотелось заплакать, припасть к Соне и так, не давая оторвать себя от нее, вместе ждать участи… И ей, понимал он, тоже трудно держаться. Может, во много-много раз труднее!
Надо было уходить. Но уйти так, не попрощавшись, он же не мог. И, враждебно посмотрев на дверь, Зоммер снова сел на стул возле Сони.
— Ну, ты сознайся, — произнес он дрожащими губами — бесстрастно, глухо. Припав к ее лицу, поцеловал в разбитые при допросах губы, в щеку и прошептал: — Я все понял. Не схватят — сделаю. Прощай… Я отомщу. — И погромче: — Так расскажешь? Тебя простят. Тебе поверят…
Дверь распахнулась. Оттеснив гестаповца, на пороге возник Фасбиндер. Он с отвращением поглядел на Зоммера и спросил по-немецки:
— Что она говорит?
Зоммер поднялся. И так, чтобы Соня слышала, негромко промямлил по-русски:
— Говорит, что… попросил кто-то… Она не придавала значения, говорит…
— Вы… — вскипел, говоря по-немецки, Фасбиндер, — или выродившийся немец, или преступник, Зоммер. — И приказал, выйдя в коридор: — Идемте! Когда спрашивает вас немец, надо отвечать только по-немецки.
Проходя по коридору, они столкнулись с двумя офицерами. Старший по званию гестаповец жестом руки остановил Фасбиндера, а сам, сдерживая голос, покрикивал на второго, застывшего перед ним, как мумия:
— Тряпка! Я вынужден буду списать вас в армию. Вы ни к черту не годитесь!.. Какая там еще ваша мать! Ваша мать в Германии, а это не ваша мать!.. Мало ли что она походит на вашу мать! Перед вами русская большевичка. Из нее следует выжать все сведения — вот ваша задача… Я не понимаю вас, вы боитесь крови… Как это, не можете развязать ей язык?! — Нервно смахнув пальцами пену с губ, он приказал: — Подождите тут, — и, рванув дверь за ручку, исчез в комнате.
Зоммер все думал о Соне. Слушал, как из комнаты, в которую вошел гестаповец, доносятся тяжелые стоны, крики по-немецки и по-русски, и готов был, зажав уши, броситься отсюда вон. Но он крепился. Насупив брови, смотрел на дверь и ждал.
Гестаповец вернулся минут через пять. Свирепо окинув взглядом подчиненного, приказал ему идти и делать свое дело. Тот послушно скрылся за дверью.
Неторопливо направились по коридору. Гестаповец, заглянув в холодные глаза Фасбиндера, вынул носовой платок и, стирая им с рукава крупные, как слезы, капли крови, заговорил: