Судьба — солдатская
Шрифт:
В этом месте Пскова, речушка вообще-то мелкая, имела неглубокий омут, по которому можно было плавать.
Зоммер с берега, сильно оттолкнувшись, бросился в воду.
Неплохой пловец, Зоммер делал вид, что наслаждается купанием. Ноги его то и дело касались дна, но он резвился, как дельфин, и нет-нет да поглядывал на берег и на улицу. Минут через десять — по телу Зоммера даже пошли мурашки — увидел спускающегося к воде человека. Как и тот, который следил за ним, он был худ и в такой же одежде. Только с большой копной рыжих волос и чуть, казалось, повыше.
Зоммер будто не замечал его — то нырял, то плыл саженками, брассом… Видел, как человек сел на скамейку…
Еремей Осипович поздоровался с ним холодно. Он почти не изменился. Зоммер хотел было рассказать в ответ на его: «Как живете? Как Соня?» — что с ней случилось, но в это время другой Зоммер, привыкший осторожничать, перебил: «А вдруг это и есть тот самый Шилов?»
С открытым на полуслове ртом Зоммер смотрел в глаза Еремею Осиповичу. Смотрел-смотрел и произнес:
— Водичка — прелесть! Тепленькая… Покупались бы.
— Не притворяйся, — ответил Еремей Осипович и поднялся. — Какое теперь купанье? Да и тут. — На минуту он смолк и проговорил наконец, в упор глядя в глаза Зоммеру: — Может, хочешь с нами работать? Мы теперь тебе… верим.
Мысль о Шилове еще ярче вспыхнула в Зоммере. Повернувшись к речке, он снял с себя трусы. Неторопливо выжимая их, сказал:
— Не пойму, о чем вы? О какой работе? Я и так работаю… в комендатуре.
Когда Зоммер натянул на себя трусы и повернулся, то увидал, что Еремей Осипович уже на тротуаре. «Уходишь?» — не разжимая челюсти, проговорил Зоммер, и его охватило противоречивое чувство: «Кто же ты есть все-таки?» Надевая брюки, он продолжал смотреть вслед Еремею Осиповичу. Никак не мог решить, кто это: друг или враг? Когда Еремей Осипович скрылся за углом избы, сунулся вдруг рукой в дупло… Записки там не было. Что-то невероятное случилось с Зоммером. Полуодетый, он рванулся к тротуару. В несколько прыжков выскочил на улицу. «Не мог это быть провокатор Шилов, — осознал он. — Соня не могла дать тайник, известный провокатору!»
На улице никого не было. «Как сквозь землю провалился!» — ругал себя Зоммер, все еще надеясь, что Еремей Осипович появится.
Но Еремей Осипович не появился.
Домой Зоммер шел внешне спокойный. Шел другим путем: выйдя на проспект, вышагивал по шумному от немецкой сутолоки центру.
Зоммера дважды останавливали патрули с офицером во главе. Придирчиво осмотрев документ, отпускали.
У проулка, где свернул с проспекта, когда еще шел к Пскове, увидал того самого мужчину с пробором.
В Зоммере вскипело злорадство, и он пошел прямо на шпика. Тот попятился.
— Не бойтесь, — не проговорил, а прорычал Зоммер. — У вас, кажется, есть курево. Разрешите папироску.
Шпик, все отступая, растерянно рылся в кармане. Достав, протянул Зоммеру папироску.
— А что это у вас рука дрожит? — издевательски улыбнулся Зоммер. — Я не бандит. Спичек дайте.
Зоммер никогда не курил по-настоящему. Затянувшись, почувствовал, как горло охватила неприятная горечь.
Бросив шпику: «Привет», Зоммер с яростью плюнул папиросой ему под ноги и пошел.
Остаток пути он думал то об этом человеке, то о Еремее Осиповиче. Дома, снова усомнившись в Еремее Осиповиче и опасаясь, что ночью его могут прийти и арестовать, ушел спать в сарай для дров. Рассуждал там: «Если до утра не схватят, сам приду завтра в комендатуру. Объясню штурмбанфюреру, что за мной установили слежку и что это меня оскорбляет и я нарочно обвел сыщика вокруг пальца, когда вышел погулять. Скажу, что, когда купался, подходил какой-то человек… А потом скажу что-нибудь
— Вдруг проговорится, что с Соней.
Но Зоммеру ни на следующий день, ни на следующей неделе не удалось попасть в комендатуру. Всякий раз, когда он приходил к дежурному, тот звонил, а потом любезно отвечал, что штурмбанфюрер занят срочным делом, извиняется и просит прийти позже. Наконец гитлеровец соизволил его принять — через полторы недели, шел уже август месяц.
Зоммер говорил:
— За мной следят. Я два раза ночью видел, как в окне показывалась голова и долго всматривалась. Я стал спать на кухне — голова начала появляться и перед этим окном… Я возмущен! Пусть следят за нашими врагами, а я…
Штурмбанфюрер перебил его:
— Вы, господин Зоммер, напрасно считаете, что следят за вами, следят за домом и за людьми, которые могут прийти, чтобы найти нить… Зная, что вы жили с этой девкой, они могут, в конце концов, и к вам подойти… До сих пор, например, гестапо точно не известно, знала ли что о деятельности дочери ее мать, а от этой вашей бывшей приятельницы вряд ли чего добьешься. Живого места уже не осталось, а все твердит свое… А сбивать с пути людей, которые к этому приставлены, я вам не советую. С гестапо шутки плохи, а потом, вы — немец. Дай русским власть, мы оба с вами будем висеть на одном дереве. — Он взял трубку с гудевшего телефона и долго, выслушав, советовал кому-то, что военнопленных, если они больные и не могут работать, надо просто расстрелять или заморить. А под конец разговора, вперив в Зоммера смеющиеся глаза, пододвинул ему коробку с шоколадными конфетами и сам взял одну.
Зоммер положил конфету в рот. Штурмбанфюрер, засмеявшись, сказал невидимому собеседнику:
— Что тут рассуждать!.. Конечно, надо все делать по инструкции. Не ошибешься… Что совет! Какой это совет — так, любезность… Тебя в Хоэ шуле? [18] Прекрасно! Поздравляю! — И выкрикнул, не сумев скрыть в голосе и зависть, и обиду, и растерянность: — Зиег хайль! [19] — А положив трубку, спросил Зоммера: — Вы не желаете поработать в лагере для военнопленных?
18
Высшая фашистская партийная школа. — Прим. авт.
19
Да здравствует победа! (нем.)
— Я же переводчик у… — и Зоммер не договорил, увидав, как штурмбанфюрер отрицательно закачал головой.
Расстались они любезно. Зоммер так и не спросил о Соне. Понял: нельзя; да штурмбанфюрер, по существу, все сказал.
И потекли у Зоммера тоскливые, мучительные дни. Он все больше истязал себя придирчивой переоценкой того, что произошло с ним с начала войны. Пробовал докопаться до ответа на вопрос, что завело его в дебри этих обстоятельств, из которых теперь нет выхода… Пришел к выводу, что Еремей Осипович все-таки не провокатор. Иначе разве сказал бы штурмбанфюрер, что Соня не дает никаких показаний. Не так бы он сказал… и о записке они уже знали бы… Они бы и его, Зоммера, за эту записку на дыбу давно потянули… И перед Зоммером стал выбор: или найти Еремея Осиповича и просить, чтобы брал к себе в организацию, или… уйти к фронту, который стоял где-то перед Лугой, а не получится — так к партизанам.